В основном я чувствую себя польщенной, когда кто-то говорит, что у него совершенно нет воображения. Я думаю, что вау, я же такая замечательная, раз могу представлять (хотя, как говаривал мистер Ротчестр, в этом совершенно нет моей заслуги, просто Бог недосыпал там, но пересыпал тут).

Но это только в основном, потому что иногда чертова голова доводит до сумасшествия и чуть ли не до истеричных слез, из разряда той женской логики, когда плачешь, потому что так замечательно представила, что чуть ли не задохнулась.

Больно, больно до потолка и назад. Иногда лучше уж читая фразу вроде "вокруг светло-рыжей шеи собаки был обмотан шарф, словно снятый с оленя Рудольфа и развивающийся на ветру так, будто сам пес сбежал из повозки Санты" не представлять себе красноносых оленей, собаку, отчего-то таксу (травма какая-то у меня, что ли, такс вовсюда запихивать), которая тянет за собой санту и окружена посмеющивимися над ней остальными оленями, не помню их имен, а просто ничего не представлять. Белый лист, не знаю. И думать что за ерунда, какому ослу придет в голову нарядить свою собаку в шарф, и кто такой к черту рудольф, и зачем я вообще читаю подобное.

Так бывает, и, к счастью, к совершенному и бесконечному, что я понятия не имею (и вы, кстати, тоже) каково это, видеть белый лист вместо санты, рудольфа и рыжей таксы.

Но все-таки иногда от этого самого воображения невыносимо. То есть когда и глаз даже закрывать не нужно. Живешь словно на картинке какого-то так себе художника, в каком-то странном, сюрреалистичном мире, когда вроде бы те же самые улицы должны быть перед глазами - но нет.

Это отвратительно. Когда идешь куда-то, а потом не помнишь дороги, ни номера автобуса в котором ехала, ни как переходила с ветки на ветку - ни черта. Только то, что перед глазами плавало в этот момент. И чудовищно это больно. Так, что никакой Рудольф не поможет.