Я так остро переживаю за все мне важное, что и спокойствия не напасешься.
Что-то, о чем знаю почти только я - из знакомых мне людей - вдруг неожиданно передают чуть ли не в объявлениях в метро. Все подряд начинают смотреть мой единственный, всевечный, перетряхнувший все с ног на голову фильм. Все подряд вдруг читают Бродского. И я не могу сказать что он мой - нет, совсем нет, это было бы уже слишком. Но он такой важный теперь. Он моя тихая гавань. И каждый новый раз, когда я слышу знакомых упоминающих его - в моей гавани происходит цунами.
Эгоцентрично, эгоистично, очень плохо - как угодно, но все равно все эти важные фильмы, стихи, песни, любимые художники и авторы книг, любимые персонажи, браслеты на руках, понятные только узкому кругу людей - все эти вещи мои, и мне больно, без преувеличений и драмы, почти физически, когда их отнимают, пачкают, превращают во что-то омерзительное, чужое, попсовое, обсуждаемое на каждом углу.
Нельзя так говорить, да да. Я такая же как и все, тот смысл который я вкладываю в это все такой же как и у остальных, если не хуже и приземленнее. Но это мое "важное", его ведь так мало, чтобы со спокойным сердцем им делиться. Это как танцы в раскаленных до красна башмачках.
Жжет до самых костей.