Наверняка ты представляешь себе взрослость как самое счастливое
состояние: можно все, доступно все, подвластно все. На самом же деле взрослость – это не только подобные прелести, но и много обязанностей, ответственности и никакого права на слабинку. Особенно отчетливо это понимают те, кому приходится слишком рано взрослеть. 
ГАЛЯ, 17 ЛЕТ:
Мои мама с папой родились во Владимирской области. В какой-то момент они нашли друзей, которые переехали в Москву, посоветовались с ними – и тоже решили свалить. Я родилась уже в столице. Так вышло, что я слишком рано появилась на свет. Мама тогда еще только оканчивала училище. Кажется, она хотела поступать в вуз, но я обломала ей все планы. По-моему, мама до сих пор из-за этого злится. Будто я помешала ей специально. Мои предки всегда были особенными. Когда мне перевалило за 5 лет, они решили, что я уже довольно большая, – и стали часто оставлять меня на ночь одну, а сами уходили куда-то тусоваться. Они совсем не боялись за меня – даже не думали о том, что со мной может что-то случиться. Я с содроганием вспоминаю эти длинные ночи в холодной пустой квартире. Хочется в туалет, пить, закрыть форточку, а ты лежишь и не шевелишься. Даже двигаться страшно – какой уж тут вылезти из постели. Мои бабушка с дедушкой, судя по обрывкам каких-то родительских фраз, в общем-то были такими же, как их дети. Они также с моими мамой и папой обращались. А со мной они вообще не сидели. Папины родители умерли, когда я еще была совсем маленькой. А мамин отец, мой единственный дедушка, просто без раздумий отказался за мной следить. На нянечку, конечно, денег не было. Я то есть в принципе росла почти что одна. Тогда я не очень-то все это понимала, но сейчас вот вспоминаю все – и могу сказать, что росла замкнутым ребенком, тихим и застенчивым. Друзей у меня не было вообще. И это понятно – откуда ж им взяться? Родители меня не знакомили с детьми своих друзей, как это у других обычно бывает. Во двор они со мной не ходили. В садике я сама ото всех пряталась. А просто так на меня никто внимания и не обращал. Мама не переживала из-за того, что у меня не было друзей. Она в принципе всегда переживала только за себя, а не за меня. Она даже, как я узнала однажды, очень не хотела отдавать меня в школу, потому что, по ее мнению, это доставило бы кучу неудобств. Как-то я просто подслушала телефонный разговор мамы с подругой: «Короче, а может, Галка еще подрастет? Да муторно это все – привозить в школу, увозить из школы… Или даже, может, мы как-то оформим домашнее обучение?» Чтобы хоть как-то себя развлекать, я много смотрела телевизор. Сейчас я уже понимаю, что он-то и заменял мне и маму, и няню, и подружек. Я могла весь день просидеть перед ящиком, не отрываясь, телевизор учил меня жить. Там показывали какой-то другой мир – где родители любили детей, покупали им всякие вещи, ругали их за двойки, целовали перед сном… Спасибо телевизору: уже лет в 6 я стала понимать, что что-то со мной не так. Что живу неправильно, не как другие дети. Но что я могла сделать? Хотя, честно говоря, что-то сделать я могла уже тогда. Вот, например, в школу я стала напрашиваться сама, причем с истериками. Если бы не мои скандалы, я могла бы остаться без образования вообще. Если маме нехотя пришлось таскать меня на учебу, то папа вообще не принимал участия в моем воспитании. Он все пытался раздобыть денег. Чинил какую-то старую дедову машину и пробовал на ней бомбить. Вообще он не глупый человек – много знает, разбирается в политике, когда-то писал для газеты… Но так сложилось, что папа не реализовал себя. Я до сих пор не знаю, откуда у моих родителей водились хоть какие-то средства. Предки у меня могли месяцами сидеть без работы. А я, маленькая, просто думала, что это у них такие временные трудности, что все скоро изменится… Наверное, мне просто надо было хоть во что-то верить. За родителей я почему-то постоянно боялась. Причем по многим пунктам. Когда мама с папой ночевали дома, я нервничала. Звучит довольно странно, но я тогда не могла как-то отключить это ощущение. Я просто до последнего всматривалась в лица спящих предков. И только когда глаза уже сами закрывались, я отключалась. Когда мама с папой задерживались и возвращались домой в 4 утра (иногда сильно пьяными), я нервничала еще больше. Причем в двойном объеме и из-за темноты, и из-за родителей. Я все время рисовала себе какие-то страшные картины – про то, как на них напали или как они связались с плохими людьми и те теперь их держат. Ну и, конечно, заснуть не могла, если знала, что их в квартире нет. Сами родители всегда любили поскандалить прямо при мне. Картина привычная: возвращаюсь я домой с учебы – и вижу, как папа тащит маму за волосы, а мама пытается укусить папу за руку. При этом один из них выкрикивает мне: «Видишь какой у нас папа козел?!» (или «Мама – сучка?!» ;). При этом родители посвящали меня не только в личные, но и в финансовые проблемы. Например, перед походом в магазин мама открывала нашу шкатулку, спрятанную в шкафу, и показывала, сколько осталось денег до конца месяца. Там, понятное дело, обычно было три копейки. А я ведь уже тогда отлично знала, сколько стоят хлеб и молоко. После такого я никогда ничего не клянчила. Да что уж – с 6 лет я даже стала отговаривать маму от покупки того, что казалось мне лишним. Никогда не забуду, как мама приобрела себе набор косметики. Я ее убеждала и так и эдак, просила подождать. А она его все равно купила. После этого у нас не хватило денег на элементарную еду. Родители тогда послали меня за сахаром и маслом к соседям. Впрочем, к соседям я ходила не единожды. И мне никогда не приходило в голову сказать маме: «Я же говорила!». Я была слишком маленькой для этого. Уже со второго класса я стала сама ездить в школу. Она находилась довольно далеко от дома – надо было добираться на автобусе. Других детей провожали родители, а я все делала сама. Вставала по будильнику, варила себе кашу, собирала портфель, тепло одевалась, выходила из дома и садилась на автобус. Иногда какие-то незнакомые люди меня даже спрашивали: «Девочка, ты что ли заблудилась? Маму потеряла?». Тогда меня снова начинало доставать это дурацкое ощущение, что я живу не как все – что что-то не так. Когда еще немного подросла – классе в 3-4, я начала понимать, что я на самом деле молодец, потому что уже многое умею. Тогда я перестала бояться своего вечного одиночества. Даже стала тайно гордиться тем, что мне никто не говорит, когда ложиться спать и почему надо хорошо учиться, что нужно убираться в комнате и всякое такое прочее. Когда мне исполнилось 10, родилась Нютка. Она была очень маленькой и сладкой. Я сразу испытала к ней какие-то особенно теплые чувства. Другие дети ревнуют, когда появляется кто-то еще, но это совершенно точно не про меня. Я за Нюту только переживала. Боялась, что она упадет с дивана (вместо детской кроватки родители купили новый телевизор), боялась, что она останется голодной (ее не кормили по графику), что она простудится (надевали на нее что попало). Первый год Нютиной жизни был довольно сносным. Мама с папой хоть как-то заботились о ней. Анютка часто плакала, и родители забывали про свои постоянные вечные тусовки – оставались дома, чтобы успокоить мою сестренку. Они даже стали реже скандалить… Я думала, что вот оно – мое спасение: Анютка сделала папу с мамой папой и мамой. Но надолго их не хватило. Нютке был годик, когда мои родители снова загуляли. Мама в какой-то момент просто прекратила обращать внимание на ее крик: мол, большая уже – повопит и перестанет, когда поймет, что все равно никто к ней не подойдет. А папа даже еще раньше отключил в себе реакцию на детские вопли. Нюта могла полдня прорыдать – а все потому, что ей не нравилось лежать в обкаканных подгузниках, в отрыжке или просто под открытой форточкой. Я долго не решалась, но в какой-то момент не выдержала – и стала для начала сама ее купать каждый вечер. Это было несложно. И папа с мамой не настаивали – как-то так само сложилось. Мне просто стало очевидно, что если не я, то никто не поможет малышке. Так мое детство закончилось – и я резко начала превращаться во взрослую, хотя сама тогда это еще не совсем понимала. Мой график изменился. Теперь каждый день после школы я бежала к сестренке. Я грела ей еду, как когда-то делала мама, кормила с ложечки, читала какие-то книжки, ходила с ней на улицу, а вечером мыла и баюкала. В 12 лет я первый раз сама повела Нюту в поликлинику, когда у нее разболелось горло. Вставала раньше и побежала сначала туда, а потом уже в школу. Все немногочисленные знакомые смотрели на меня и диву давались – спрашивали: «Что за изверги твои родители? Почему они тебя вот так вот с ребенком оставляют??» Я ничего не отвечала. Если бы мои родители меня сами принуждали следить за Нютой, было бы лучше. Это дало бы мне надежду на то, что у них есть хоть капелька разума. Но родители просто бездействовали. Они смотрели на нас и говорили: «Ох, как мило они играют в дочки-матери!». Только это была не игра. Все происходило по-настоящему. Стало немного полегче, когда Нюту записали в ясли. До вечера о ней можно было не беспокоиться. Но при этом по сути количество моих дел все равно не сильно-то уменьшилось. До какого-то момента я просто старательно не обращала на дикий бардак дома. У нас ведь всегда было грязно и плохо пахло. И я терпела. Но по ту сторону голубого экрана, который заменял мне и друзей, и родителей, была совсем другая, настоящая и прекрасная жизнь. И мне хотелось, чтобы у нас дома стало хоть чуточку лучше. Как там. Я начала чаще дома убираться, наводила красоту как могла. А родители меж тем продолжали отжигать. У них появилась новая привычка – разгуливать по квартире голыми. И со временем они все чаще стали уходить в загулы. Порой их не было дома целый день, а то и все два. В таком случае мне приходилось выбирать: либо Нюта, либо уроки. Ну, не оставишь же ее одну, если она, допустим, простудилась. Я выбирала сестру. В 14 лет я пошла работать. Родители об этом даже не знали. После школы я убирала магазин – мыла полы. Очень просила, чтобы меня поставили за прилавок: там больше платят. Но шеф не разрешал: я была слишком маленькой. Очень хорошо помню, как получила свою первую зарплату. Я потратила ее целиком и полностью на себя. У меня никогда не было собственных денег: папа с мамой не давали мне даже на еду. А когда они вдруг появились, я купила себе кеды, о которых долго мечтала, и пообедала в кафе. И вот тогда, когда я сидела за красивым столиком и жевала свой гамбургер, мне стало особенно не по себе. Я вспомнила про сестру, которой иногда не хватало на специальное детское питание. И мне захотелось работать ради Нюты. Я попробовала прикинуть, сколько вместе могут стоить одежда для нее (нормальная, а не старая и поношенная, доставшаяся не пойми от кого), какие-то лекарства, элементарные игрушки. Я вспомнила, что скоро (ведь время летит незаметно) она пойдет в школу – и тогда ей понадобятся ранец, учебники… На свою следующую зарплату я купила в дом продукты и несколько творожков для Анюты, а еще приобрела карандаши и бумагу. А через раз я нашла для сестры развивающий конструктор и букварь. Родители, как всегда, смотрели на меня и в своем репертуаре посмеивались: «Галка играет в «мамочку – как мило». Да уж, если бы моя мама хотя бы изредка играла в «мамочку», все было бы по-другому… Что там – иногда родители даже предъявляли мне претензии: «Где ты шляешься весь день?! У тебя сестра маленькая растет – последи за ней, тебе некогда гулять!». Я, может, и не следила за Нютой круглосуточно. Но если бы я не работала, сестре бы пришлось несладко. К 16 годам я стала совсем независимой. Про институт даже не мечтала, зато умела зарабатывать. К тому времени я уже почти год трудилась официанткой. Неплохо получала. Родителей уж точно обогнала. Полгода назад Нютка очень серьезно заболела: я все-таки не уследила за ней. Я очень перепугалась: вдруг сестренку накрыло кашлем до крови и рвоты, она начала жаловаться на то, что иногда от кашля вообще задыхается. Папа с мамой отвели ее к врачу. Наш терапевт направил Нютку на анализы. Надо было получать какие-то справки, ставить штампы, ждать в очередях. Конечно же, мои славные родители скоро стали забивать на это дело. Особенно они расслабились после того, как одна врач сказала, что это – аллергия, что, мол, папе с мамой можно особо не тревожиться. Тут уж они вообще на весь этот кашель закрыли глаза. К тому же, они понимали, что на случай какого-нибудь осложнения всегда есть я. А я не могла все это так оставить. Я продолжила таскать сестру по докторам уже сама. Мы с ней обошли кучу самых разных специалистов. И все они по очереди очень удивлялись, видя с ребенком маленькую девушку, а не взрослых родителей. Окончательный диагноз оказался очень неприятным: у Нюты обнаружили астму. Причем врачи сказали, что это заболевание тесно связано с нервной системой: чем реже Нюта переживает из-за чего бы то ни было, тем меньше она задыхается. Когда услышала это, поняла, что только я могу сделать так, чтобы сестричка вообще не беспокоилась. Теперь я ее балую. Она любит кукол, уже проявляет интерес к шмоткам. Если бы она была полностью здоровым ребенком, я бы не потакала ее капризам. Но мне ее жалко. Ее заболевание накладывает кучу неприятных ограничений. Нюте нельзя бегать (от физкультуры есть освобождение). Ей не рекомендуется ввязываться вообще во все активные игры. Приходится регулярно пить таблетки. Еще из-за болезни Нюте нужен специальный ингалятор. Нютка его ненавидит. Она постоянно его «забывает» – не берет с собой. Через топанье ногами и слезы пользуется им. Я заставляю. И слежу, чтобы она не забывала про упражнения для астматиков – они тоже даются нам через большое «не хочу». Ото всех этих процедур есть какой-то толк, но, наверное, эффект был бы ощутимее, если бы еще предки не продолжали курить в квартире. Раньше я орала на них, чтоб они хоть выходили на балкон. Сейчас поняла: это бесполезно. На настоящий момент у меня появилась новая цель: хочется поскорее съехать от родителей, прихватив сестру. Ей нельзя находиться в дыму и пыли. Со мной вдвоем ей будет лучше. Легче. Она, кажется, и сама это уже понимает. Она меня очень любит. Ужас: мне всего 17 лет! У меня нет мальчика, нет друзей, нет гулянок. Хотя последнее мне не очень-то нужно: с детства у меня аллергия на тусовки. Я очень боюсь вырасти такой же, как папа с мамой. Из-за этого, кстати, я сама себе поражаюсь. По идее я должна быть похожа на родителей, ведь любой ребенок берет пример именно со своих близких. Почему я выросла ответственной? Как вообще стала ухаживать за ребенком? Я же никогда не видела, как это бывает, – когда папа с мамой заботятся о детях. Разве что по телевизору мне это показывали. Иногда меня накрывает: очень хочется вразумить маму с папой. Заставить их оценить ситуацию. Может, я сейчас как маленькая рассуждаю, но все-таки это нечестно. Я тоже хочу жить как все мои сверстники! Мне не очень-то нравится работать – я мечтаю учиться, развиваться, иногда отдыхать, в конце концов. Но у меня нет такой возможности. Я прекрасно понимаю, что, если не поработаю, не смогу купить Нютке ее ингалятор. Это ужасно несправедливо. Но ничего не поделаешь. Зато я смотрю на сестричку и радуюсь: она вся такая опрятная – черные волосики блестят, на ней красное платье с цветком, лаковые туфельки… Никто не скажет: вот этот ребенок явно из неблагополучной семьи. Никому такое даже в голову не придет. И это очень хорошо. Сейчас Анютка уже ходит в школу – во второй класс. Она хорошо учится, с подружками гуляет. Скоро куплю ей компьютер – это вещь необходимая. Ей всего 8 лет. Боже, как представлю, что еще лет 5 (как минимум!) мне предстоит ее воспитывать, – и прямо страшно становится. Но ничего – вместе мы справимся. Кажется, Нюта капризной растет. Ну, лучше пусть будет чуточку избалованной и счастливой, а не брошенной, как я.