Безусловно, чрезмерное развитие интеллекта ведет к атрофии всего остального. Отсюда - общеизвестная инфантильность профессоров и смехотворная наивность тех ответов, которые они дают на важнейшие жизненные вопросы. Теперь я понимаю, что интеллектуальная жизнь - жизнь, посвященная эрудиции, научной работе, философии, эстетике, критике, - пленяет нас своей легкостью. Сложность реальной действительности мы подменяем простой интеллектуальной схемой, бурное движение жизни - застывшими формами смерти. Несравненно легче знать очень много по истории искусства и высказывать глубокие мысли в области метафизики и социологии, чем знать (интуитивно и по личному опыту) очень много о своих ближних и поддерживать удовлетворительные отношения с друзьями и возлюбленными, с женой и детьми. Жизнь - штука гораздо более трудная, чем санскрит, или химия, или экономика. Интеллектуальная жизнь - это детская игра; вот почему люди интеллекта так легко становятся детьми, а потом идиотами, а в конце концов, как ясно показывает политическая и экономическая история последних столетий, - сумасшедшими, человекоубийцами и дикими зверями. Подавляемые склонности не умирают: они вырождаются, они гноятся, они возвращаются к первобытности. Но пока что быть интеллектуальным младенцем, или сумасшедшим, или зверем гораздо легче, чем гармоничным взрослым человеком. Вот почему (оставляя в стороне другие причины) так велик спрос на высшее образование. Бегство в книги и университеты похоже на бегство в кабаки. Люди хотят забыть о том, как трудно жить по-человечески в уродливом современном мире, они хотят забыть о том, какие они бездарные творцы жизни. Одни топят свою боль в алкоголе, другие (и их гораздо больше) - в книгах и художественном дилетантизме; одни ищут забвения в блуде, танцах, кино, радио, другие - в докладах и в занятиях наукой ради науки. Книги и доклады имеют то преимущество перед пьянством и блудом, что после них не испытываешь ни головной боли, ни того неприятного post coitum triste {печального послесоития (лат.). }, которым сопровождается разврат. Должен признаться, до самого последнего времени я тоже относился вполне серьезно к образованию, философии и науке - ко всем тем видам деятельности, которые мы снабжаем возвышенным ярлыком "Поисков Истины". Я считал Поиски Истины высочайшей задачей человека, а искателей - благороднейшими людьми. Но за последний год я начал понимать, что эти пресловутые Поиски Истины - такое же развлечение, как все остальное, что это сложный и утонченный суррогат подлинной жизни и что искатели Истины становятся в своем роде такими же глупыми, инфантильными и испорченными, как и пьяницы, чистые эстеты, дельцы и охотники за наслаждениями. Я понял также, что погоня за Истиной просто вежливое наименование любимого времяпрепровождения людей интеллекта, заключающегося в подмене живой сложности реальной жизни упрощенными, а следовательно, лживыми абстракциями. Но искать Истину гораздо легче, чем изучать искусство цельной жизни, в которой, разумеется, Поиски Истины займут надлежащее место среди прочих развлечений, как то: игра в кегли и альпинизм. Сказанное объясняет (хотя и не оправдывает) мое все продолжающееся потворство таким порокам, как чтение научной литературы и отвлеченное мышление. Хватит ли у меня когда-нибудь силы освободиться от ленивых привычек интеллектуализма и посвятить всю энергию более серьезной и трудной задаче - жить полной жизнью? А если даже я попробую избавиться от этих привычек, не обнаружится ли, что эти привычки у меня - наследственные и что я от рождения не способен жить цельной и гармоничной жизнью? "
Из записной книжки Филипа Куорлза
(с) Олдос Хаксли - Контрапункт (1928)