Любовь

Я снова обниму и поцелую в губы
Куплю медведя и снова до тебя поеду
Ты одевайся мы сходим с тобой в кино
Закажем суши, и пофиг на погоду
Твой любимый голос запомни I love
Любовь так долго запомни на всегда
Без тебя мне так тяжело дышать
Но ты со мной и мне не убежать
Я позвню тебе, ты ведь любишь не так ли
И снова глаза слезы наполняют
Ну что ты зая, может я не понимаю
Мы с тобой летали, и не будем падать
Снег таит от нашей с тобой любви
Иди ко мне и снова меня обними
Нежности безлимит только я и ты
Недели дни, поделим мы

Как так, ты когда, со мной ближе мне становится легче
И так, всегда, от твоих волос до твоей одежды
Снова свела меня с ума, я твой кайф
Снова узнаю как как дела и снова спать
Будь со мной всегда я твой знай
Я люблю тебя, ты мой кайф

Как так, ты когда, со мной ближе мне становится легче
И так, всегда, от твоих волос до твоей одежды
Снова свела меня с ума, я твой кайф
Снова узнаю как как дела и снова спать
Будь со мной всегда я твой знай
Я люблю тебя, ты мой кайф

Верни меня на пару лет я бы не поверил
Что буду стоять с цветами у твоей двери
Что с незнакомых мы станем любимыми
Я нашу дочь назову твоим именем
Не поменяю тебя не на одни кайфы
Пусть мы разные, но зато мы счастливы
И допоздна я не пущу тебя гулять
Сегодня ты моя - и походу на всегда
Давай приготовим ужин вместе
Я буду в трусах а ты будешь невестой
Это весело скажи же
ты мой кайф наркотик по жизни
Да что там говорить я походу влип блин
Твой борщ самый вкусный приворожила им
Околдовала не знаю как сказать
Я просто счастлив - счастлив за нас

Как так, ты когда, со мной ближе мне становится легче
И так, всегда, от твоих волос до твоей одежды
Снова свела меня с ума, я твой кайф
Снова узнаю как как дела и снова спать
Будь со мной всегда я твой знай
Я люблю тебя, ты мой кайф

Как так, ты когда, со мной ближе мне становится легче
И так, всегда, от твоих волос до твоей одежды
Снова свела меня с ума, я твой кайф
Снова узнаю как как дела и снова спать
Будь со мной всегда я твой знай
Я люблю тебя, ты мой кайф

Как так, ты когда, со мной ближе мне становится легче
И так, всегда, от твоих волос до твоей одежды
Снова свела меня с ума, я твой кайф
Снова узнаю как как дела и снова спать
Будь со мной всегда я твой знай
Я люблю тебя, ты мой кайф

Как так, ты когда, со мной ближе мне становится легче
И так, всегда, от твоих волос до твоей одежды
Снова свела меня с ума, я твой кайф
Снова узнаю как как дела и снова спать
Будь со мной всегда я твой знай
Я люблю тебя, ты мой кайф

на столе у консьержки вянут цветы
блёкло-синие, вроде фиалки
а знаешь, как рушатся наши мечты,
какие потом мы жалки?
какие ненужные, вялые, тусклые.
чертовски забытые что ли.
и дальше по списку.
как люди смущают своим присутствием,
строя что-то жалко-искусное.

на столе у консьержки стынет чай.
отстоявшийся, вроде сутки.
а помнишь, как тогда невзначай
ты мне стал заламывать руки?
как потом болело тело и сердце от счастья,
ломило где-то в груди,
как остались следы от тебя на запястьях,
как я, глупая, мечтала,
что будет у нас впереди.

на столе у консьержки ворох бумаг.
какие-то лишние вещи,
горшки и стаканы.
внутри: пустота и боль от атак,
останутся в душе раны и шрамы.
останется что-то ещё.
что-то светлое, щемящее душу.
и ты, конечно, это не поймёшь.
а я, как обычно, струшу.

кто сказал, что только собака - друг человека?
каждый раз, когда меня одолевает бессоница, и я устраиваюсь незаметным комком в углу дивана, мой кот, вздыхая и покряхтывая, спускается с насиженного, теплого местечка и устраивается где-то поблизости. и не спит. делает вид, что моется. а сам на меня поглядывает, мол, спать не пора тебе? заботится. и будет так ерзать около меня, пока не уйду. выдержит приличествующую ситуации паузу и бесшумным следом за мной. чтобы в ногах устроиться. и так, пока не засну. а потом уж на свое место пойдет, которое на этот раз по вкусу придется. об одном жалею: чаю с ним выпить нельзя, поговорить о том, о сем. впрочем, молча тоже неплохо.

извини,
я сегодня несколько груб.
ты сегодня моя Мальвина.
мне страшно нравится, как ты от бессилья
царапаешь мою спину.

девочка гордо ступает по улице,
звонко стучат ее каблучки,
девочка мается, девочка хмурится,
сердце полно неизбывной тоски.

есть ли любовь на земле беззаветная?
есть ли та ласка желаннейших рук,
сердце горящее и сердце согретое
пламенной страстью в сплетении губ?

есть ли любимые взгляды манящие,
есть ли объятия сильнее разлук?
есть ли те души друг к другу стремящиеся
чрез расстоянья и горечи мук?

девочка гордая, девочка смелая,
звонко стучат ее каблучки,
" что же мне делать, ах, что же мне делать" -
сердце молило у грозной тоски.

тебя обманули, тебя предавали,
тебе говорили - "люби, ну, давай!",
а сами губили, а сами бросали,
так будь же ты сильной - в ответ не предай.

тебя обнимали, тебя целовали,
пленяли горячие очи твои,
а сами губили, а сами бросали,
как будто и не было вовсе любви.

так будь же ты сильной, будь непреклонной,
пусть звонко стучат твои каблучки,
умей покоряться, но быть непокорной,
и сердце спасать от гнетущей тоски.

девочка смелая, девочка чистая,
с сердцем как пламя, с великой душой,
с взглядом глубоким и ярко-лучистым,
будь же такой, оставайся такой.

любимых помнят, хоть и предают.
прости, что я как все, и что устала,
что вновь хочу создать себе уют
и ждать тебя ночами перестала.

и кто-то незнакомый и чужой
с утра уже спросил: «ну, как спалось?»…
и голос был не твой, и взгляд…не твой.
и мне как должное принять его пришлось.

я улыбаюсь. и стараюсь жить,
влюбляться, забывать, искать другой приют.
но только слов твоих всё не могу забыть:
«любимых помнят, хоть и предают…»

у подъезда меня встречает твой рыжий кот,
почему это твой? потому что кормил его ты,
вечерами мы вместе спускались с тобой во двор,
и он ждал, улыбаясь, как будто знал все мои мечты…

и когда вечером как-то раз ты не пришел домой,
я спустилась во двор прокормить твоего кота,
но в тот вечер и он не ко мне не зашел,
и я все, просто все в один час поняла,
не волнуйся, он ходит ко мне иногда,
и встречая у дома, мурлычит как в первый раз,
забываясь, я с ним разговариваю по душам,
и он часто спрашивает меня о нас,
и от этого снова приходит в гости моя…
грусть…

благодарить?
– благодарить.
за боль?
– за боль – еще важнее.
простить обидчика?
– простить.
он – слаб. и в страхе. ты – сильнее.
принять скорбящего?
– принять.
все его скорби и тревоги.
поднять упавшего?
– поднять.
он твой собрат. один из многих.
благословить?
– благословить.
и проклинающих?
– их тоже.
любить жестокий мир?
– любить.
его спасти любовь лишь может…

у него на лице веснушек, со счету сбиться,
а в глазах огоньки и детское озорство.
он прекрасен. мне даже нравится, как он злится.
в поцелуях его я чувствую колдовство.

он ругает меня за шапку, забытую дома.
(улыбаюсь ему и нежно целую в нос.)
на меня надевает свою и ругает снова,
я к нему с поцелуем, а он все твердит про мороз.

его шутки заставят смеяться, когда не до смеха,
от улыбки его на душе моей сразу теплей.
осе преграды к нему на пути мне уже не помеха.
он - мой Кай, мой Адам. он - мой долгожданный апрель.

мысли спутались, словно волосы на ветру,
и распутать уже без боли, увы, не удастся,
подвести бы под всем, что писала одну черту,
и закрыть эту тему с названием "все несчастья "

нет, моментов хороших было с ними полно,
с каждым смех и улыбки, встреча летних рассветов,
только в каждом нашлось одно нехорошее но
ни один не любил, а давал мне надежды на это…

а сейчас вроде солнце должно согревать изнутри,
витамины с прилавков: яблоки, мандарины,
но томящее чувство и снег во дворах, что лежит
не дает насладиться этой весной полноценно,

и с утра, пораньше, надеюсь я лишь на то,
что растает снег, забирая с собой проблемы,
я надеюсь, что чудо вскоре произойдет,
и последуют колоссальные перемены…

сколько бы небо не корчило из себя
милого мальчика. вряд ли у неба выйдет.
там куча мертвых, на небе. они скорбят
в самом убогом виде -

в черных лохмотьях, уселись на черный край,
свесили ноги в бездну, готовы сгинуть
кто первый прыгнет (такая у них игра)
другие глядят разинув
рты,

как он летит и неловко молчат мол "может,
он долетит до земли и останется там навечно "
но он возвратиться, мы в этом ему поможем,
будет красив и терновым венцом увенчан,
будет костьми торчащими рушить стены,
если найдет на небе хоть пару стен.

будет плести мертвым сказки про крах системы,
хоть те и забыли всю сущность любых систем,
всех - кроме нервной и солнечной, прочьи системы - ересь,
мертвые знают точно, мертвым виднее через
призму загробной жизни, других вершин.
бойся меня, мне уже не достать при жизни
черный больной фитиль из моей души.

последний озноб — зима уже грузная, вязкая, пожилая,
и пальцы ноют, и веки предательски тяжелеют;
в честь последних дней високосного февраля:
можно — я тебя пожелаю?
можно — я тебя пожалею?
можно — начну с нуля?

ранним утром, первым рейсом в твой город прибудет весна;
задержи дыхание, слушай, это сердце твоё поёт
с чьим-то таким же восторженным, встревоженным в унисон;
весна с тобой будет нежна,
будет приветлива,
будет честна.

но только пусть это будет не сон,
пусть это будет лучше любого сна.

я плохая – ты хороший.
рот от гнева перекошен.
не кричи – я не глухая.
ты хороший – я плохая.
ты моим терпеньем сломлен?
я терплю – а ты назло мне
стекла бьешь – я поднимаю.
ты хороший – я плохая.
вверх рука – и замер… ну же!
я – нормально. стеклам хуже.
не посмеешь. я-то знаю.
ты хороший – я плохая.
я тебя не понимала,
я давила, все прощала,
ты особый – я простая.
ты хороший – я плохая.
лгать – привычка. мстишь от скуки.
что? протягиваешь руки?
в пол колени – надломилось.
что ж ты плачешь? что случилось?
утром холодно в постели?
как? когда? вчера? неделя…
почему ты мною брошен?
я плохая – ты хороший.
все исправишь? все сначала…
почему я замолчала?
время ниточку развяжет
дверь за мной закрой…
сквозняк же

меня любят толстые юноши около сорока,
у которых пуста постель и весьма тяжела рука,
или бледные мальчики от тридцати пяти,
заплутавшие, издержавшиеся в пути:
бывшие жены глядят у них с безымянных,
на шеях у них висят.
ну или вовсе смешные дядьки под пятьдесят.

я люблю парня, которому двадцать, максимум двадцать три.
наглеца у него снаружи и сладкая мгла внутри;
он не успел обрести той женщины, что читалась бы по руке,
и никто не висит у него на шее,
ну кроме крестика на шнурке.
этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху, и мелко крутится на лету.
он смеется
и зажимает его во рту.

с ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще;
она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша.

он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически;
его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его;
его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать.

он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания.
она жжет в себе эту детскую, эту блядскую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно.
даже больше, осознавая свое бесправие.
они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»;
она старше его и тоже почти красивая. только безнадежная.

она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; солнце мажет сгущенкой бликов два их овала.
она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. перестиховала.

я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба;
у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, несудьба.
зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод.
а вот тут, гляди, - родилось живое. щурится. улыбается. узнает.

он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится.
он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассника.

она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая».
он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая.

и какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою Лота
– остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться отчего-то.