ekki hugsa

«Элфи развернулась и пригвоздила его взглядом разноцветных глаз.
— Во-первых, он мне не бойфренд. Я сходила разок на свидание и рассказала тебе о нем по секрету, поскольку считала тебя другом, который не станет трепаться об этом при первой же возможности.
— И вовсе не при первой. Когда мы пили тот чудесный чай, я молчал.»

(q) Artemis Fowl: The Atlantis Complex

Эээммм… не станет трепаться при первой же возможности? Ага, дорогая Элфи, сейчас же. Я тоже думала так, как ты. Мой друг - это ж вылитый Жеребкинс.
А еще говорят, что женщины не умеют держать язык за зубами.
Конееееееечно! Вообще ни разу никому не сказал! :D

Мистер Вилли Вонка стоял один-одинешенек в воротах фабрики. И правда - необыкновенный человек!
В черном цилиндре.
В красивом фраке из темно-фиолетового бархата.
В бутылочно-зеленых брюках.
В жемчужно-серых перчатках.
А в руке он держал трость с золотым набалдашником.
Подбородок украшала черная козлиная бородка. А глаза… глаза были на удивление блестящие. Казалось, в них мерцают яркие искорки. Да и все лицо светилось радостью и весельем.
Притом он выглядел очень умным! Ловким, быстрым, энергичным! Он поминутно вертел головой, все видя, все замечая своими блестящими глазами. Быстротой движений он напоминал белку - старую, умную, шуструю белку из городского парка.

Роальд Даль: «Чарли и шоколадная фабрика»

Как ни пытайся покороче объяснить, что такое ХРОНО-СИНКЛАСТИЧЕСКИЙ ИНФУНДИБУЛУМ, обязательно вызовешь возмущение специалистов. Как бы то ни было, мне кажется, что лучшее из коротких объяснений принадлежит доктору Сирилу Холлу, оно помещено в четырнадцатом издании «Детской энциклопедии чудес и самоделок». С любезного разрешения издателей привожу эту статью полностью:

ХРОНО-СИНКЛАСТИЧЕСКИЙ ИНФУНДИБУЛУМ

Представь себе, что твой папа – самый умный человек на Земле, и знает ответы на все вопросы, и всегда и во всем прав, и может это доказать. А теперь представь себе другого малыша на какой-нибудь уютной планете за миллион световых лет от нашей Земли, и у этого малыша есть папа, который умнее всех на этой милой далекой планете. И он тоже знает все на свете и всегда во всем прав, как твой папа. Оба папы самые умные на свете и всегда во всем правы.
Но вот беда – если они когда-нибудь встретятся, начнется ужасный спор, потому что они ни в чем друг с другом не согласны! Конечно, ты можешь сказать, что папа прав, а папа другого малыша неправ, но ведь Вселенная – такое большое пространство! В ней достаточно места для множества людей, которые все правы, но все же ни за что не согласятся друг с другом.
И оба папы правы и все же готовы спорить до драки – по той простой причине, что существует бесконечное множество возможностей быть правым. Однако есть во Вселенной такие места, где до каждого папы доходит наконец то, о чем говорит другой папа. В этих местах все разные правды соединяются также ловко, как детали в электронных часах твоего папы. Такое место мы и называем хроно-синкластический инфундибулум .

Курт Воннегут: «Сирены Титана»

«Одинокий рейнджер»

Скарлетт!
Ну что же ты со мной делаешь, женщина?!

Моя птичка Флоренс из наушников убеждает меня, что
it's always darkest before the dawn .
Она поет песню обо мне: я ведь тоже люблю оставлять свои вопросы нерешенными.

Сегодня вечером мне вздумалось (из соображения "заглушить тоску") перечитать вторую часть "Артемиса Фаула".
И вот что я там обнаружила:
" – Мы не отступаем, Артемис, – тихо произнесла Элфи. – Мы перегруппировываемся. Это совсем другое. Мы еще вернемся. Помни, самое темное время суток – это перед рассветом.
Артемис поднял глаза.
– Перед каким рассветом? – язвительно осведомился он. – Мы же в Арктике."

Вот, вот, во-о-о-от! Самое то, ребята!
Оказывается, я в Арктике!
И вся происходящая херня именно поэтому абсолютно неизбежна и неисправима!
Ах, да, еще потому, что я люблю оставлять свои проблемы нерешенными, правда, Фло?

And it's hard to dance with a devil on your back
So shake him off, oh woah!

Когда в июле Сесилия вернулась домой с экзаменационными результатами, которые ее до глубины души разочаровали, у нее не было ни работы, ни навыков, ей предстояло найти мужа и познать материнство. Но что могли рассказать ей обо всем этом синие чулки, ее педагоги, – женщины с дурацкими кличками и «строгой» репутацией, самодовольные дамы, увековечившие себя в местных кругах робкими потугами на эксцентричность, самое большее, что они себе позволяли, это водить кошек на собачьих поводках, разъезжать повсюду на мужских велосипедах и открыто есть сандвичи на улице. Поколение спустя, когда этих невежественных глупых женщин уже давно не будет на свете, за профессорским столом в университетской столовой о них все еще будут приглушенно судачить.

Иэн Макьюэн: «Искупление»

– Эй, – сказала вдруг Юки. – А обо мне ты что думаешь?
– О тебе я пока почти ничего не знаю, – ответил я.
Я снова почувстовал, как мне сверлят взглядом левую щеку. Казалось, еще немного – и там будет дырка. “Так вот в чем дело!” – понял я наконец.
– Я думаю, что ты, наверное, самая красивая девчонка из всех, кого я когда-нибудь выманивал на свидание, – произнес я, глядя на дорогу перед собой. – Нет, даже не “наверное”. Точно – самая красивая. И будь мне пятнадцать лет – я бы непременно в тебя влюбился. Но мне тридцать четыре года, и так просто я уже не влюбляюсь. Не хочу становиться еще несчастнее, чем был до сих пор. С моей “субару” мне будет гораздо спокойнее… Примерно так. Я ответил на твой вопрос?
Юки снова посмотрела на меня долгим взглядом, на сей раз – абсолютно без выражения.
– Ты ненормальный, – изрекла она наконец.
Может быть, оттого, что так сказала именно она – я вдруг и правда ощутил себя самым безнадежным из всех неудачников на Земле. Вряд ли ей хотелось меня обидеть. Но как раз это у нее получилось неплохо.

Харуки Мураками: «Дэнс, дэнс, дэнс»

Произошли три грандиозных события:
1. Я влюбилась.
2. Из-за этой влюбленности я поняла, что мне нужно намного большее, чем то, что у меня есть, и этого будет ОЧЕНЬ СЛОЖНО достигнуть.
3. В связи с первым и вторым пунктом, я одновременно счастлива и удручена. Ах, да, совсем забыла, я же еще вляпалась по самые уши в ОГРОМНЫЕ проблемы.
Помогите мне, помогиииите…

В одиннадцатилетнем возрасте Брайони написала свой первый рассказ – нелепый, похожий на дюжину народных сказок и лишенный, как она поняла позднее, того знания жизни, которое позволяет добиться читательского уважения. Но первый неудачный опыт показал ей, что воображение само по себе источник тайн: начиная писать рассказ, нельзя было никому ничего говорить. Словесная игра – вещь слишком зыбкая, уязвимая, слишком сокровенная, чтобы посвящать в нее кого бы то ни было. Даже выводя на бумаге всего лишь «он сказал» или «а потом», Брайони вздрагивала, чувствуя, как глупо полагать, будто наверняка знаешь что-либо о чувствах воображаемого человека. Описание слабостей персонажа неизбежно чревато саморазоблачением: читатель невольно заподозрит, что она описывает себя, – разве могло быть иначе? Только когда повествование завершалось, все судьбы прояснялись и коллизия вполне вырисовывалась, так что рассказ походил, по крайней мере в этом отношении, на любое другое законченное сочинение, она могла почувствовать себя защищенной и оказывалась готова, проделав дырочки в полях, сшить страницы веревочкой, нарисовать красками или просто карандашом обложку и показать завершенную работу матери или отцу, если тот был дома.

Иэн Макьюэн: «Искупление»