И быть одной - оно гораздо проще.
Не надо никому желать "спокойной ночи".
И говорить, что любишь очень-очень
И все эти "скучаю, между прочим".
И можно быть свободной в небе птицей,
А не кому-то вместо журавля синицей,
И по ночам, не часто, радоваться пиццей,
Не объясняя, почему тебе не спится.
А можно даже впасть немного в крайность,
Собраться и уехать, не прощаясь,
Куда-нибудь, где толпы глупых чаек,
Уходят ввысь, не очень ровной стаей.
И быть счастливой не кого-то ради,
И все стабильно, как на водной глади,
А стоя в пробке, что всегда, на МКАД'е,
Знать, что не изменят вдруг с какой-то Ксюшей, Надей.
И в жизни твоей никаких столь лишних кочек,
И в мыслях все, как будто между прочим,
Но кажется, это совсем-совсем не проще,
Когда не нужно никому твое "спокойной ночи".

Я решил тебя разлюбить.

Зачем, думаю, мне любить-то тебя, далекую - ты где-то там, а я тут. Зачем, думаю, мне сохнуть по тебе - ты там с кем-то, а я тут без тебя. К чему, думаю, мне мучиться - разлюблю-ка я тебя, и дело с концом.

И я тебя разлюбил.

Целый день я не любил тебя ни капельки.
Целый день я ходил мрачный и свободный,
Свободный и несчастный,
Несчастный и опустошенный,
Опустошенный и озлобленный,
На кого - неизвестно.

Целый день я ходил страшно гордый тем, что тебя разлюбил,
Разлюбил так храбро, так храбро и решительно,
Так решительно и бесповоротно.

Целый день я ходил и чуть не плакал - все-таки жалко было,
Что я тебя разлюбил, что ни говори, а жалко.

Но вечером я снова влюбился в тебя, влюбился до беспамятства.
И теперь я люблю тебя свежей, острой, совершенно новой любовью.

Разлюбить тебя больше не пытаюсь - бесполезно.

Научись отпускать людей, -
Кто решил от тебя уйти,
Кто был в списке твоих друзей,
Кто тебе помогал в пути.

Кто любимым когда-то был,
Или даже остался им.
Кто так страстно тебя любил,
А теперь стал совсем чужим.

И, не значит, что он плохой,
Значит, просто закончен бал.
Просто так решено судьбой
В этой жизни кривых зеркал.

Отпусти, пусть уходит вдаль,
Даже, если тоска сильней.
Пусть отпустит тебя печаль, -
Научись отпускать людей.

Кто не был в лагере, тому не понять…
Не понять то, как можно ненавидеть этот лагерь в самом начале,
и уезжать со слезами на глазах от того, что просто хочется остаться там навсегда…
Не понять, как хочется, есть, как хочется спать…
Не понять, как все могут ходить одним строем…
Не понять, как можно найти друга за 21 день с которым через 21 год будет, о чём поговорить…
Не понять тяги вернуться обратно…
Не понять тех слёз…
Они другие, уезжая в автобусе…
Не понять, почему нельзя оборачиваться, когда последний раз видишь лагерь, и идёшь в автобус с чемоданами…
Не понять, с какими чувствами ты кричишь уходящему: "Мы тебя любим. Мы никогда тебя не забудем"…
Не понять, почему каждый, проходя мимо и улыбаясь, говорит: "Доброе утро/день/вечер", не думая о возрасте…
Не понять, когда после отбоя ты достаёшь запасы еды, и начинаешь почти всей комнатой это есть.
Дело даже не в голоде, а в чём -то другом…
Не понять, какие чувства ты испытываешь на последней свечке…
Не понять первой любви, найденной в лагере…
Не понять, почему ты чувствуешь себя самым счастливым на планете, стоя в дружеском кругу с самыми близкими друзьями, в десятках километрах от дома…
Не понять наши мысли о лагере мечты…
Не понять всю красоту лагеря…
Не понять те ощущения, после страшилок на ночь…
Не понять той радости завтраку, обеду, полднику, ужину, и вечернему
яблоку…
Не понять, как хочется вернуться туда снова и снова…
Не понять, что такое свечка, и зачем она нужна…
Не понять ценность каждого предмета из лагеря…
Не понять, почему иногда не хочется слушать песни лагеря, так как слёзы будут наворачиваться на глазах…
Не понять, как ходишь вне времени и пространства, когда приезжаешь домой.

Счастливые леди
Не думают матом,
Закутавшись в пледе,
Бессильно
измятом;

Не лечатся виски;
Не спят с телефоном;
Не тянуться к риску;
Не курят с балкона;

Не дышат устало
Чужим
никотином;
Не спят с кем попало;
Не пьют аспирина;

Не льют
мимо чашки,
Чтоб выпить таблеток;
Не ходят в рубашке
В измятую клетку;

Не рвут фотографий;
Не ищут патрона;
Не плачут ночами
До хрипа и стона;

Не пишут «ответь мне»;
Не верят, как дети;
Счастливые леди –
Их нет в Интернете.

Это был единственный человек за всю мою сорокалетнюю жизнь, который меня любил по-настоящему, искренне и честно. И не за заслуги, не за то, что я хорошая девочка и могу перед гостями сыграть на пианино, и не за пятерки в дневнике, не за то, что пою на табуретке, не за то, что работаю на телевидении, и я круче, чем дочка соседки. А просто за то, что я ее внучка, с двойками и нежеланием ходить на демонстрации 1 мая, с нелюбовью к вязанию и уборке квартиры. Она пекла мне самые вкусные в мире пирожки с черничным вареньем и подогревала картошку в сметане, она договаривалась с соседкой, чтоб я каталась бесплатно на каруселях в городском парке и позволяла читать книжки хоть круглые сутки. Корявым из-за инсульта почерком она писала мне письма в пионерский лагерь и всегда давала «рупь на ириски». Когда мне было девятнадцать лет, она отстегала меня скакалкой, за то, что я не ночевала дома и не предупредила. Она отстояла меня от всей семьи, когда было решено отправить меня на работу в деревню дояркой в воспитательных целях. Втайне от мамы она кормила меня, когда я в очередной раз уходила с очередной ненавистной работы и не приносила денег в семейный бюджет. И даже в 22 года, выйдя замуж, при ежемесячных женских болях я забиралась к ней под бок и спала, пока боль не утихала. Мы могли с ней рубиться в подкидного дурака часами, до икоты. Ее любили все мои кошки и собаки. Она простила меня за то, что я притащила в дом взрослого ротвейлера, который потом покусал ей руку. Бабушкина любовь была постоянной составляющей моей жизни. Я ее не осознавала и считала чем-то обыденным и естественным, как дышать. В 25 я уехала в другой город, редко звонила и никогда не писала. Живой я больше бабушку не видела. Она умерла через 8 месяцев после моего отъезда. И единственный человек, которого она узнала, придя в сознание перед смертью, была я. На фотографии.

С того дня прошло 15 лет. Я сделала достойную карьеру, встречалась с уникальными и всемирно известными людьми, видела множество потрясающих мест. Много было интересного и замечательного за эти пятнадцать лет. Но я больше не ем картошку в сметане, ненавижу чернику, от вида каруселей меня тошнит. И все эти грандиозные пятнадцать лет я готова променять на те самые несколько минут, что бы бабушка в последний раз в ее жизни посмотрела не на мое фото, а на меня.