Это просто Вьюи блог

люди ломаются в один миг.
тихо так.
вот счастливый взгляд, улыбка на лице.
и вдруг все исчезает.
человек становится пустым и безразличным ко всему.
- почему?
- спросите вы.
все просто.
людей ломают люди.

люди ломаются в один миг.
тихо так.
вот счастливый взгляд, улыбка на лице.
и вдруг все исчезает.
человек становится пустым и безразличным ко всему.
- почему?
- спросите вы.
все просто.
людей ломают люди.

И катись бутылкой по автостраде,
Оглушенной, пластиковой, простой.
Посидели час, разошлись не глядя,
Никаких "останься" или "постой";
У меня ночной, пятьдесят шестой.
Подвези меня до вокзала, дядя,
Ты же едешь совсем пустой.

То, к чему труднее всего привыкнуть -
Я одна, как смертник или рыбак.
Я однее тех, кто лежит, застигнут
Холодом на улице: я слабак.
Я одней всех пьяниц и всех собак.
Ты умеешь так безнадежно хмыкнуть,
Что, похоже, дело мое табак.

Я бы не уходила. Я бы сидела, терла
Ободок стакана или кольцо
И глядела в шею, ключицу, горло,
Ворот майки - но не в лицо.
Вот бы разом выдохнуть эти сверла -
Сто одно проклятое сверлецо

С карандашный грифель, язык кинжала
(желобок на лезвии - как игла),
Чтобы я счастливая побежала,
Как он довезет меня до угла,
А не глухота, тошнота и мгла.
Страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
Баловала и берегла.

И напомни мне, чтоб я больше не приезжала.
Чтобы я действительно не смогла.

26 мая 2008 года, поезд Киев-Москва.

Раз не услышана мольба,
То значит, путь был к счастью зыбок.
Я верю, что сама судьба
Меня страхует от ошибок.

Раз перекрыло кислород,
И, сделав вдох, я промолчала.
То так, а не наоборот,
Судьба задумала сначала.

Раз довелось мне опоздать,
Ввиду внезапных изменений,
Судьба просила передать
Тебе за это извинений!

Раз я была с тобой груба,
Местами, где-то, нагловата.
Запомни, это все - судьба!
А я ни в чем не виновата.

Я добрая девочка, добрая, до поры. Да-да, до той самой, когда вытирают ноги!
А если учесть еще правила той игры, которые непонятны, наверно, многим.
Когда начинают наглостью наступать на вечное, доброе, светлое и родное.
И вместо того, чтобы просто помочь поднять, тебе еще крепче рот-то, поди, закроют.
Я верю в то, что добро побеждает зло. Однако оно всесильно лишь, с кулаками.
Не всем, к сожалению, просто понять дано, что так бесполезно сюсюкаться с мудаками.
Обидно мне за людей - изнутри гниют, а маску наденут - вроде, не очень видно…
Ведь быть человеком для многих - тяжелый труд. А наоборот - престижно да и не стыдно.
Я добрая девочка, добрая, до поры. Да-да, я не буду молчать, и я буду верить!
Пора поменять эти правила у игры. Пора разнести к чертям в голове те двери.
Пора той системе сверху ответить нет. Стоять на своем - это будет, конечно, сложно.
Мы будем бороться, будем нести свет. Ведь, если очень хочется, значит- можно!

© Юлия Орлова

кто нас сделал такими тяжелыми, даже плачется чем-то твёрдым,
словно длинные грифы замкнуло одним аккордом,
словно умер в пути и едешь, и едешь мёртвым,
не смыкаешь очей

отсоединили контакт, и огонь, что был зрим и вещен
и пронизывал кровь, пейзажи, детей и женщин,
разложился на циклы пикселей, знаков, трещин,
а совсем не лучей

эта боль так стара, что определяет мимику, взгляд и почерк,
ледяным металлическим наливается возле почек,
и кто там вокруг ни бегает, ни хлопочет -
ты повсюду ничей

Глаза – пещерное самоцветье,
И губы – нагло-хмельными вишнями.
В такой любви, как твоя – не третьи,
Уже вторые бывают лишними.

Влюбиться – выдохнуть как-то злобу, что прет ноздрями, как у быка: одну отчаянную зазнобу – сто шуток, двадцать три кабака, - с крючка сорвали на днях; похоже, что крепко держат уже в горсти; а тот, кого ты забыть не можешь, ни «мсти», ни «выпусти», ни «прости» - живет, улыбчив, холен, рекламен и любит ту, что погорячей; благополучно забыв про пламень островитянских твоих очей.
… Бог рад отечески издеваться, раз уж ты ждешь от Него острот; Он дал и страсти тебе, и мозга, и, в целом, зрелищ огреб сполна; пока, однако, ты только Моська, что заливается на Слона; когда ты станешь не просто куклой, такой, подкованной прыткой вшой – тебя Он стащит с ладони смуглой и пообщается, как с большой.
© В.П.

Ты за этим к Нему и льнула, привыкала, ждала из мглы – чтоб ходить сейчас тупо, снуло, и башкой собирать углы. Ты затем с Ним и говорила, и делила постель одну – чтобы вцепляться теперь в перила так, как будто идешь ко дну. Ты еще одна самка; особь; так чего поднимаешь вой? Он еще один верный способ остро чуять себя живой.
Тебя что, не предупреждали, что потом тошнота и дрожь? Мы ж такие видали дали, что не очень-то и дойдешь. Мы такие видали виды, что аж скручивало в груди; ну какие теперь обиды, когда все уже позади. Это матч; среди кандидаток были хищницы еще те – и слетели; а с Ним всегда так – со щитом или на щите.
Тебе дали им надышаться; кислородная маска тьмы, слов, парфюма, простого шанса, что какое-то будет «МЫ», блюза, осени, смеха, пиццы на Садовой, вина, такси, - дай откашляться, Бог, отпиться, иже еси на небеси, - тебя гладили, воскрешая, вынимая из катастроф, в тебе жили, опустошая, дров подкидывая и строф; маски нет. Чем не хороша я, ну ответь же мне, Боже мой, – только ты ведь уже большая, не пора ли дышать самой.
Бог растащит по сторонам нас; изолирует, рассадив. Отношения как анамнез, возвращенья – как рецидив.
Что тебе остается? С полки взять пинцетик; сядь, извлеки эти стеклышки все, осколки, блики, отклики, угольки. Разгрызи эту горечь с кофе, до молекулок, до частиц – он сидит, повернувшись в профиль, держит солнце между ресниц. Он звонит, у него тяжелый день – щетину свою скребя: «я нашел у скамейки желудь, вот, и кстати люблю тебя». Эти песенки, «вот теперь уж я весь твой», «ну ты там держись».
Все сокровища. Не поверишь, но их хватит тебе на жизнь.