эта песня стара, как мир: он уехал, она ждала. затирала портрет до дыр, и на сердце была дыра. по ночам зажигала свет у дверей, чтобы он вошёл. сберегала его от бед, улетая к нему душой.
он уехал, и всё забыл, сделав шаг за ее порог. в окружении лиц и рыл пел Орфеем, плясал, как бог, говорил Цицероном, пил, будто Бахус сошёл с небес. многолик и ширококрыл, молодой и прекрасный бес.
он уехал, но для неё он остался навеки с ней. превратились давно в гнильё все цветы, что дарил Орфей, отзвучали его слова, испарилось его вино. а она всё его звала в незадернутое окно.
он не слышал, он пел и пил, прожигал, зажигал и жёг. но попадали перья с крыл, стал не бог он, а так, божок. поседевший, обрюзгший бес, потерявший себя в вине, в недрах памяти, наконец, отыскал свет в родном окне.
и сорвался с олимпа вниз, и ногами топтал асфальт, думал - сделаю ей сюрприз, притащившись в такую даль.
а она перестала ждать, хоть буквально вчера ждала. пригласила в свою кровать не имевшего ни крыла, ни бесёнка в своей душе человека, чей дом - она. и не нужен ему вообще ни полет и ни два крыла, ни олимп, ни его огни, только лампа в родном окне.
и тягуче тянулись дни, и однажды пришёл он к ней, тот, которого так ждала, пока он танцевал и пел.
эта песня, как мир, стара: он вернулся, но не успел.