Истории юного сердца

Я бережно собрал все, что удалось мне разузнать об истории бедного Вертера, предлагаю ее вашему вниманию и думаю, что вы будете мне за это признательны. Вы проникнетесь любовью и уважением к его уму и сердцу и прольете слезы над его участью.

А ты, бедняга, подпавший тому же искушению, почерпни силы в его страданиях, и пусть эта книжка будет тебе другом, если по воле судьбы или по собственной вине ты не найдешь себе друга более близкого.

Когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе.

Когда я после некоторого перерыва начинаю писать, я словно вытягиваю каждое слово из пустоты. Заполучу одно слово — только одно оно и есть у меня, и опять все надо начинать сначала.

Говорят, что нужно просто начать, а дальше все пойдет само собой. Но самое сложное - это заставить себя начать. Заставить себя почти невозможно. Знаете, сколько раз я заставлял себя не грызть ногти? А не пить газировку? Вероятно, не одну сотню, но каждый раз срывался - и оставался без ногтей, нервов и с больным желудком. Я говорю это к тому, что начать почти невозможно. Но я попробую.
Вы когда-нибудь представляли себе, как можно чувствовать много и одновременно ничего не чувствовать? Должно быть, нет, кому это придет в голову. Но для вас же лучше - такого не стоит и представлять. Я говорю это как человек, который чувствует слишком много, но уже через четверть часа может вдруг почувствовать ничего.
Одно мне известно наверняка: я потерял себя и от меня почти ничего не осталось. Продолжается это и по сей день - я оставляю себя где только могу: это и концертные залы, заполненные ревом толпы и молниеносной музыкой, которая отчего-то не попадает именно в меня; и кафетерии, и просто остановки, на которых я по-прежнему оставляю книги. Я взрослею, но с чувствами у меня выходит управляться все хуже, когда я был маленьким - я был более умелым и смышленым, сейчас же даже этот текст выглядит расплывчато и коряво. Вы думаете, что невозможно потерять все? Ошибаетесь. Все для нас потеряно, когда мы потеряли себя. И почему мне должно быть дело до чего-то, когда я не заинтересован даже в собственном существовании?
Мир часто несправедливо обходился со мной, отворачивался от меня, когда я нуждался в его помощи, вот я и решился отвернуться в ответ.
И по сей день мой силуэт все тускнеет на фоне сменяющейся реальности.
Последние несколько месяцев я только и был занят тем, что спрашивал у всех что мне делать. Стоял в больничных очередях, разговаривал с незнакомцами, отвечал на все улыбки, лишь бы и мне ответили на то, что меня действительно волнует. Красная лампочка (а может, и зеленая) загорается над 22 кабинетом. Я захожу и спрашиваю: "Что мне делать?". Однокурсник, прикуривая сигарету у дверей университета интересуется, как мои дела, а я говорю ему: "Плохо. Что мне делать?". Никто не хотел слушать моих длинных историй, они говорили - ну, если длинная, то не нужно - что меня не особо расстраивало, но я продолжал настаивать на своем: "Что мне делать? "
Я знал все корни своих трагедий и состояний, но не рассказывал о них никому. Однако мне нужен был ответ. Мне плохо, плохо, очень плохо, скажите, что мне делать? Никто не говорил, а в то самое время меня раздирали жгучие и смертельные чувства. Я не хотел умирать, мне всего-то нужно было утихомирить эту боль. Что кроме страданий поднимет над вашим телом вашу собственную руку с ножом? Наверное, любовь. Но какая же любовь обходится без страданий? Все это - одно.
Вот я сижу в метро поздним вечером, такой маленький и одинокий среди бесконечной толпы, и чуть ли не плачу от того, что у меня захватывает дыхание от того, что жизнь не стоит на месте. Я никогда не видел океан, но зато видел океан из людей. Поверьте, порой нет ничего лучше, кроме как сесть на лавочку на одной из станций в метро или же посидеть хотя бы с полчаса в зале ожидания и понаблюдать за людьми и стать их частью.
А вот я уже в другой день бегу к эскалатору от турникетов, громко смеясь и выкрикивая: "Ну и бред это все!" в ответ на гневные возгласы контролерши или как там называют этих вредных старушек в кабинках? "- Хорошего Вам дня!" Потому что я никогда не плачу метро. И уже вечером этого же дня мне делается невыносимо больно от болота чувств и мыслей, которые затягивают меня в себя без остатка. Я не знаю за что хвататься - за голову, за сердце или же за нож. Провалиться тоже не выходит. Я стою посреди темной комнаты, окруженный невидимыми, но самыми сильными и страшными врагами.
Тот, кто никогда не сталкивался с этим (к счастью) не поймет и не воспримет всерьез такие вещи, как невозможность радости, будь то даже самая повседневная улыбка или объятие с мамой в нелегкую минуту. Мне приходилось доставать свою улыбку из морозильника, чтобы она смогла оттаять и вовремя засветиться на моих губах земляничным цветом. Я не понимал, почему люди плачут и ссорятся, хотя сам был не в ладах с собой. Скажу я вам честно - тяжело живется, когда противоречишь сам себе каждую минуту. Хотя честность - это вовсе не про меня. Разве я был честен с собой, когда обещал что-то и не выполнял? Когда говорил преподавателю, что хочу работать, вместо того, чтобы сказать правду: "Нет, я не хочу! Я оттягиваю этот момент как можно дольше!". Я не сказал, но зато все вокруг знали, что я не в порядке, в этом я был предельно честен, пожалуй, даже слишком! Но вообще я редко говорил так, как думал или чувствовал. Наверное, у меня выработался рефлекс лжи во благо или просто так.
Вот и сейчас я думаю, что главное - это просто начать. Начать заправлять кровать по утрам и вновь научиться готовить яблочный пирог, как в детстве. Научиться сдерживать свои эмоции и еще много всего, я мог бы составить целый список или даже два - то, чего стоит научиться и от чего стоит отучиться. Но начать невозможно - так тоже все говорят. Но вы знаете.. я думаю, что все они все-таки ошибаются. Люди говорят, что начать невозможно, потому что строить - очень сложно и тяжело. Бить себя по рукам и что-то переделывать раз за разом, стремясь к совершенству - никому не хочется, но знайте - все возможно! Главное знать, что вы не одиноки и вам есть к чему стремиться..

Простись со мною, мать моя,

Я умираю, гибну я!

Больную скорбь в груди храня,

Ты не оплакивай меня.

Не мог я жить среди людей,

Холодный яд в душе моей.

И то, чем жил и что любил,

Я сам безумно отравил.

Своею гордою душой

Прошел я счастье стороной.

Я видел пролитую кровь

И проклял веру и любовь.

Я выпил кубок свой до дна,

Душа отравою полна.

И вот я гасну в тишине,

Но пред кончиной легче мне.

Я стер с чела печать земли,

Я выше трепетных в пыли.

И пусть живут рабы страстей —

Противна страсть душе моей.

Безумный мир, кошмарный сон,

А жизнь есть песня похорон.

И вот я кончил жизнь мою,

Последний гимн себе пою.

А ты с тревогою больной

Не плачь напрасно

Надо мной.

Говорят, что нужно просто начать, а дальше все пойдет само собой. Но самое сложное - это заставить себя начать. Заставить себя почти невозможно. Знаете, сколько раз я заставлял себя не грызть ногти? А не пить газировку? Вероятно, не одну сотню, но каждый раз срывался - и оставался без ногтей, нервов и с больным желудком. Я говорю это к тому, что начать почти невозможно. Но я попробую.
Вы когда-нибудь представляли себе, как можно чувствовать много и одновременно ничего не чувствовать? Должно быть, нет, кому это придет в голову. Но для вас же лучше - такого не стоит и представлять. Я говорю это как человек, который чувствует слишком много, но уже через четверть часа может вдруг почувствовать ничего.
Одно мне известно наверняка: я потерял себя и от меня почти ничего не осталось. Продолжается это и по сей день - я оставляю себя где только могу: это и концертные залы, заполненные ревом толпы и молниеносной музыкой, которая отчего-то не попадает именно в меня; и кафетерии, и просто остановки, на которых я по-прежнему оставляю книги. Я взрослею, но с чувствами у меня выходит управляться все хуже, когда я был маленьким - я был более умелым и смышленым, сейчас же даже этот текст выглядит расплывчато и коряво. Вы думаете, что невозможно потерять все? Ошибаетесь. Все для нас потеряно, когда мы потеряли себя. И почему мне должно быть дело до чего-то, когда я не заинтересован даже в собственном существовании?
Мир часто несправедливо обходился со мной, отворачивался от меня, когда я нуждался в его помощи, вот я и решился отвернуться в ответ.
И по сей день мой силуэт все тускнеет на фоне сменяющейся реальности.
Последние несколько месяцев я только и был занят тем, что спрашивал у всех что мне делать. Стоял в больничных очередях, разговаривал с незнакомцами, отвечал на все улыбки, лишь бы и мне ответили на то, что меня действительно волнует. Красная лампочка (а может, и зеленая) загорается над 22 кабинетом. Я захожу и спрашиваю: "Что мне делать?". Однокурсник, прикуривая сигарету у дверей университета интересуется, как мои дела, а я говорю ему: "Плохо. Что мне делать?". Никто не хотел слушать моих длинных историй, они говорили - ну, если длинная, то не нужно - что меня не особо расстраивало, но я продолжал настаивать на своем: "Что мне делать? "
Я знал все корни своих трагедий и состояний, но не рассказывал о них никому. Однако мне нужен был ответ. Мне плохо, плохо, очень плохо, скажите, что мне делать? Никто не говорил, а в то самое время меня раздирали жгучие и смертельные чувства. Я не хотел умирать, мне всего-то нужно было утихомирить эту боль. Что кроме страданий поднимет над вашим телом вашу собственную руку с ножом? Наверное, любовь. Но какая же любовь обходится без страданий? Все это - одно.
Вот я сижу в метро поздним вечером, такой маленький и одинокий среди бесконечной толпы, и чуть ли не плачу от того, что у меня захватывает дыхание от того, что жизнь не стоит на месте. Я никогда не видел океан, но зато видел океан из людей. Поверьте, порой нет ничего лучше, кроме как сесть на лавочку на одной из станций в метро или же посидеть хотя бы с полчаса в зале ожидания и понаблюдать за людьми и стать их частью.
А вот я уже в другой день бегу к эскалатору от турникетов, громко смеясь и выкрикивая: "Ну и бред это все!" в ответ на гневные возгласы контролерши или как там называют этих вредных старушек в кабинках? "- Хорошего Вам дня!" Потому что я никогда не плачу метро. И уже вечером этого же дня мне делается невыносимо больно от болота чувств и мыслей, которые затягивают меня в себя без остатка. Я не знаю за что хвататься - за голову, за сердце или же за нож. Провалиться тоже не выходит. Я стою посреди темной комнаты, окруженный невидимыми, но самыми сильными и страшными врагами.
Тот, кто никогда не сталкивался с этим (к счастью) не поймет и не воспримет всерьез такие вещи, как невозможность радости, будь то даже самая повседневная улыбка или объятие с мамой в нелегкую минуту. Мне приходилось доставать свою улыбку из морозильника, чтобы она смогла оттаять и вовремя засветиться на моих губах земляничным цветом. Я не понимал, почему люди плачут и ссорятся, хотя сам был не в ладах с собой. Скажу я вам честно - тяжело живется, когда противоречишь сам себе каждую минуту. Хотя честность - это вовсе не про меня. Разве я был честен с собой, когда обещал что-то и не выполнял? Когда говорил преподавателю, что хочу работать, вместо того, чтобы сказать правду: "Нет, я не хочу! Я оттягиваю этот момент как можно дольше!". Я не сказал, но зато все вокруг знали, что я не в порядке, в этом я был предельно честен, пожалуй, даже слишком! Но вообще я редко говорил так, как думал или чувствовал. Наверное, у меня выработался рефлекс лжи во благо или просто так.
Вот и сейчас я думаю, что главное - это просто начать. Начать заправлять кровать по утрам и вновь научиться готовить яблочный пирог, как в детстве. Научиться сдерживать свои эмоции и еще много всего, я мог бы составить целый список или даже два - то, чего стоит научиться и от чего стоит отучиться. Но начать невозможно - так тоже все говорят. Но вы знаете.. я думаю, что все они все-таки ошибаются. Люди говорят, что начать невозможно, потому что строить - очень сложно и тяжело. Бить себя по рукам и что-то переделывать раз за разом, стремясь к совершенству - никому не хочется, но знайте - все возможно! Главное знать, что вы не одиноки и вам есть к чему стремиться..

Мироздание кричит. Бетон чувствует силу ударов, когда по нему бьют, ломая стену. Бетон кричит. Трава стонет на зубах животных. А человек? Что ж говорить о человеке?

Мир - это страдание в действии. В основе мира - ядро страдания. Всякое существование есть разрастание и сжатие. Вещи страдают, пока не начинают быть. Небытие, прежде чем стать бытием, содрогается от боли - в отвратительных пароксизмах.

Живые организмы развиваются, усложняются, делаются разнообразнее, но их основа остается неизменной. Когда достигается определенный уровень сознания, раздается крик. С него начинается поэзия. Членораздельная речь также.

Первый поэтический импульс - обратиться к началу начал. То есть - к страданию. Разновидности страдания, разумеется, заслуживают интереса, но это не главное. Всякое страдание годится, всякое страдание хорошо, всякое страдание приносит плоды, всякое страдание есть мир.

Годовалый Анри лежит на полу в грязном подгузнике; он орет. Мать, постукивая каблуками по плиткам пола, ходит мимо в поисках лифчика и юбки. Ей некогда, она опаздывает на свидание. Это маленькое создание, копошащееся на полу в собственном дерьме, выводит ее из себя. Она тоже начинает орать. Анри закатывается еще пуще. Она уходит.

У Анри отличный шанс стать поэтом.

Марку десять лет. Его отец умирает в больнице от рака. Этот полутруп, опутанный резиновыми трубками, - его отец. Только взгляд еще жив, он выражает страдание и страх. Марк тоже страдает. И ему тоже страшно. Он любит отца. Но ему уже хочется, чтобы отец поскорее умер, и он винит себя за это.

Марку следует потрудиться. Он должен развить в себе особый и весьма плодотворный вид страдания: Священное Чувство Вины.

Мишелю пятнадцать. Он ни разу не целовался с девочкой. Ему хочется танцевать с Сильви. Но Сильви танцует с Патрисом, и ей это явно нравится. Мишель застывает: музыка проникает в самую глубь его существа. Это великолепный медленный фокстрот, красоты необычайной. Он и не знал, что можно так сильно страдать. Его детство до сих пор было счастливым. Мишелю никогда не забыть этот контраст между тем, что творится в его душе, окаменевшей от страдания, и потрясающей красотой музыки. Мальчик развивается в правильном направлении.

Мир состоит из страдания потому, что он в основе своей свободен. Страдание есть необходимое следствие свободного взаимодействия частей системы. Вам надлежит это знать и говорить об этом.

Вам не грозит счесть страдание целью, к которой надо стремиться. Страдание есть - следовательно, быть целью не может.

Нанося нам рану за раной, жизнь чередует коварство с открытой жестокостью. Их надо уметь распознавать. Поупражняйтесь. Изучите эти формы досконально на собственном опыте. Разберитесь, в чем их различие и что между ними общего. Тогда многие противоречия разрешатся сами собой. Это добавит вашим словам силы и проникновенности.

Из-за специфики современной эпохи проявления любви сегодня практически сведены к нулю. Но идеал любви остается прежним. Пребывая, как всякий идеал, вне времени, он не может ни измениться, ни исчезнуть.

Отсюда несоответствие между идеалом и реальностью, вопиющий разлад, богатейший источник страдания.

Все решается в период отрочества. Если у вас сложилось представление о любви хоть сколько-нибудь близкое к идеальному, хоть сколько-нибудь благородное и возвышенное, вы пропали. Вас уже ничто не спасет, вам всегда будет мало того, что есть.

Если вы не встречаетесь с женщинами (оттого что вы застенчивы, некрасивы или по какой-либо иной причине), читайте женские журналы. Это обеспечит вам почти такой же накал страдания.

Прочувствовать до конца всю беспредельность отсутствия любви. Культивировать ненависть к самому себе. Ненависть к себе, презрение к другим. Ненависть к другим, презрение к себе. Все перемешать. Обобщить. В любых ситуациях заранее считать себя проигравшим. Мир как дискотека. Накапливать разочарования - чем больше, тем лучше. Научиться быть поэтом значит разучиться жить.

Можете любить свое прошлое, можете его ненавидеть, но оно всегда должно стоять у вас перед глазами. Надо достичь полного знания о самом себе. Тогда, постепенно, ваше глубинное «я» отделится и выскользнет к солнцу; а тело останется: распухшее, отечное, раздраженное - готовое к новым страданиям.

Жизнь - серия испытаний на прочность. Выдержать первые, срезаться на последних. Погубить свою жизнь, но не до конца. И страдать, всегда страдать. Научиться чувствовать боль всеми клетками своего тела. Каждый осколок мира должен ранить вас лично. Но вы обязаны оставаться живым - во всяком случае, какое-то время.

Не пренебрегайте застенчивостью. Кое-кто даже считал ее единственным источником внутреннего богатства, и доля истины в этом есть. Потому что в момент расхождения между намерением и поступком происходят интереснейшие психологические явления. Человек, у которого это расхождение отсутствует, недалеко ушел от животного. Так что застенчивость - превосходный стартовый толчок для поэзии.

Развивайте в себе чувство обиды на жизнь. Горечь - необходимая составляющая всякого настоящего творчества.

Конечно, в какие-то минуты жизнь может вам показаться просто бестолково устроенной. Но горечь всегда должна быть под рукой, наготове - даже если вы предпочтете ее не выражать. И постоянно возвращайтесь к истокам, которые суть страдание.

Когда вы почувствуете, что вызываете у окружающих испуганную жалость, смешанную с презрением, знайте: вы на верном пути. Можете начинать писать.

Использовать членораздельную речь

Сила становится движением, когда она приходит в действие и это действие разворачивается во времени.

Если вам не удастся выразить свое страдание во вполне определенной, четко структурированной форме, вам крышка. Страдание сожрет вас живьем изнутри раньше, чем вы успеете что-либо написать.

Структура - единственное спасение от самоубийства. К тому же самоубийство не решит ваших проблем. Представьте себе на минутку, что Бодлеру в двадцать пять лет удалась попытка самоубийства.

Верьте в структуру. Верьте в древние законы метрики. Версификация - мощный инструмент внутреннего освобождения.

Не считайте своим долгом изобретать новые формы. Новая форма - большая редкость. Одна на столетие - уже хорошо. И ее совсем не обязательно создает великий поэт. Поэзия не есть работа над языком, это не главная ее задача. Слова находятся в юрисдикции общества в целом.

Новые формы в большинстве своем создаются не на пустом месте, а отпочковываются со временем от старых. Инструмент подгоняется, прилаживается, претерпевает какие-то мелкие изменения. И новизна становится очевидна не сразу, а лишь на последнем этапе, когда произведение закончено. Этот процесс вполне сопоставим с эволюцией в животном мире.

Вначале вы будете испускать нечленораздельные крики. Потом у вас не раз возникнет искушение к ним вернуться. Это нормально. Поэзия слегка опережает членораздельную речь. Давайте волю крику всякий раз, когда чувствуете, что вас распирает. Это освежает, как купание в реке молодости. Но имейте в виду: если вы не научитесь хоть иногда выныривать из нее, вы погибнете. Запас прочности в нашем организме не беспределен.

В пароксизме боли вы не сможете писать. Но если чувствуете в себе силы, то все-таки попытайтесь. Результат, скорее всего, будет жалким. Скорее всего - но не обязательно.

Никогда не «работайте». Писать стихи - это не работа, это назначение.

Если какая-то конкретная форма (к примеру, александрийский стих) требует от вас чрезмерных усилий, откажитесь от нее. Такие усилия никогда себя не оправдывают. Но нельзя отказываться от усилия главного, постоянного, состоящего в том, чтобы не поддаваться апатии. Это усилие совершать необходимо.

В вопросах формы не стесняйтесь противоречить себе. Отклоняйтесь от избранного направления сколько угодно. Не слишком заботьтесь о том, чтобы иметь цельную «творческую индивидуальность»: она и так у вас есть, хотите вы того или нет.

Не пренебрегайте ничем, что может дать вам хоть чуточку душевного равновесия. Счастье не для вас, это ясно, и ясно давно. Однако, если вам вдруг подвернется какое-нибудь из его подобий, ловите его. Не раздумывая.

Все равно это ненадолго.

Ваша жизнь - сплошное страдание. Вы вознамерились выразить его в упорядоченной словесной форме. На этом этапе ваша задача - обеспечить себе достаточную продолжительность жизни.

Смотри, какое небо звездное,
Смотри, звезда летит, летит звезда.
Хочу, чтоб зимы стали веснами,
Хочу, чтоб было так, было всегда.

Когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе.

Я бережно собрал все, что удалось мне разузнать об истории бедного Вертера, предлагаю ее вашему вниманию и думаю, что вы будете мне за это признательны. Вы проникнетесь любовью и уважением к его уму и сердцу и прольете слезы над его участью.

А ты, бедняга, подпавший тому же искушению, почерпни силы в его страданиях, и пусть эта книжка будет тебе другом, если по воле судьбы или по собственной вине ты не найдешь себе друга более близкого.

Вдруг ему вспомнилась одна старая история.
Когда-то давно он убил бабочку, опустившуюся на куст: взял да и сбил палкой, без всякой причины – просто настроение такое было. Подняв глаза, он между столбиками крыльца увидел над собой изумленное лицо деда – ни дать ни взять, портрет в рамке. Дуг тогда отбросил палку и подобрал рваные крылышки – яркие лоскутки солнца и трав. Он стал нашептывать заговор, чтобы они срослись, как было. В конце концов у него сквозь слезы вырвалось: «Я не хотел».
А дедушка в свой черед сказал: «Запомни: ничто и никогда не проходит бесследно»

Я заметил одну интересную вещь: когда любишь девушку, которая любит тебя, вы с ней улыбаетесь одинаково. Мы со Звёздочкой любим друг друга, и когда улыбаемся, получается очень красиво. Вот люди спорят, что такое любовь, а я думаю так: представьте себе самую лучшую ешку из всех, которые вам приходилось попробовать, вспомните, как было классно, и умножьте на миллион, и всё равно будет мало. Ну, чтобы понять, что такое любовь.

Она была гением печали, она отдавалась ей целиком, разделяя её на бесчисленные подвиды, упиваясь её едва уловимыми оттенками. Она была призмой, преломлявшей печаль на бесконечное множество составляющих.

Я подумал, что, может, ей следует выражать себя, а не выстрадывать, может, таким образом она хотя бы частично избавится от своей страшной ноши, она жила механически, ничем не увлекалась, ни о ком не заботилась, ни к чему не прикипала душой, она помогала в магазине, потом приходила домой и сидела в своем кресле, пялясь в журналы, не в них, а сквозь них, не желая отрясти прах с плеч.

Я постоянно читал книги, и они считали, что я собираюсь стать писателем. А я не собирался становиться писателем. Я вообще не собирался становиться никем.