insanis mundi

Мы падаем вниз

Загорелись тревоги огни -
Трап уже никогда не будет опущен.
Никогда ноги не коснуться земли,
Наш шанс на «долго и счастливо» упущен.

Посмотри на людей – им страшно.
Отбрось тревоги и страх хотя бы ты.
Это будет совсем не больно -
Перестань бояться высоты.

Не смотри в иллюминатор, не стоит.
Не трать нервы и время зря.
Лучше вспомни то, ради чего жить стоит,
То из-за чего нам умирать пока нельзя.

Вспоминай все, что заставляло плакать,
Улыбаться, злиться или ревновать.
Боюсь, этого больше никогда не будет.
Не дай страху это у тебя теперь отнять.

Посмотри на детей – им страшно.
А что взрослые? Тоже плачут они.
Жизнь раньше была такой безопасной,
А теперь неумолимо приближаются земли огни.

Ты не бойся, больно не будет.
По крайней мере, тем, кто в самолета салон попал.
Другое дело те, кто улететь не смог,
Кто родных и друзей в дальний путь провожал.

Словно Титаник – идем ко дну.
Капитан, впереди айсберги – вершины скал.
Скажи хоть что-то, подари надежду одну.
Подари веру - то, что каждый из нас искал.

Все пропитано ужасом, смертью и гарью.
Каждый просит. Кто Бога, а кто сам себя.
Просто просит выжить. Просит, не умирать.
Каждый хочет проснуться, пробудиться.

Небеса прожигая, мы летим вниз -
Скоро коснемся иссохшей земли.
Мы неумолимо идем на посадку.
Господа, пристегните свои ремни.

— Anastace Cotards

Название: Sheer Terror (Смертельный страх)

Автор: Anastace Cotards

Себастьян сидит на берегу Темзы и улыбается. Вот если закрыть глаза, то можно поверить в иллюзию, что у него обычная, нормальная жизнь среднестатистического жителя Лондона. Он сидит в небольшом ресторанчике всего в паре метров от реки, пьет отменный черный чай в полдень, докуривает жутко дорогую сигарету. Такие он курит только в свои редкие выходные дни. Он смотрит на резвящихся детишек, переводит взгляд на солнце, что как подвешенное, словно навеки застыло над водой. Лучи мягко ложатся на кожу, согревая, как ему казалось, изнутри. Такое блаженство…

Вдруг тихий противный писк в кармане возвращает его в реальность. Попутно закуривая новую сигарету, Моран ищет по карманам телефон. Находит, достает его. Протяжно стонет, увидев, от кого это сообщение. Этот писк был так же противен, как и голос отправителя.

Вальяжно развалившись в мягком кресле, продолжая смотреть на воду, полковник отключает звук у телефона и кладет его около блюдца, на котором покоится окурок. У него заслуженный выходной и он не собирался омрачать его хоть чем-то, даже новыми заданиями от любимого босса, который всячески норовил отобрать у своего солдата отдых.

- Ну уж нет, не дождешься.

Себастьян затягивается и выпускает причудливое облачко обратно в небо, улыбаясь ярким солнечным лучам. За его спиной смеется ребенок, а к берегу причаливает катер с туристами. Все радуются, все счастливы. И полковник, в какой-то мере, тоже счастлив.

Но вдруг телефон жужжит, сообщая об очередном сообщении.

Слать по два сообщение за раз – это не в стиле Мориарти. Если ему действительно что-то нужно, а его служащий игнорирует его сообщения, то Джим просто звонит. И тогда у полковника уши вянут от всех тех угроз и оскорблений, что на него сыпались.

Но в этот раз - два сообщения. Что-то шло не так.

Себастьян, вздохнув, загнав сигарету в уголок рта и зажав ее между зубами, берет телефон.

Так и есть – два сообщения от Джима. Моран открывает то, что пришло первым.

«Мне нужна помощь»

- Конечно. Шнурки завязать? Или носки заштопать? – раздраженно бурчит полковник.

Потом открывает второе сообщение. Сигарета выпадет из его рта, начинает прожигать скатерть. Перечитывая сообщение раз за разом, Себастьян становится бледнее и бледнее.

«Кажется, меня отравили. Я умираю?»

Руки у солдата начинают мелко дрожать. Он судорожно начинает вспоминать всех врагов своего босса, подсознательно определяя, кто же из них мой применить яд. Но не один человек из этого списка ему не кажется годящимся на эту роль. Себастьян начинает проматывать просто всех знакомых, тех, с кем Мориарти хоть раз пересекался.

И в тот момент, когда он практически находит подходящего, телефон жужжит в руках.

«Прошу, Себ, помоги мне»

Кровь отливает от лица и Моран становится абсолютно белым. Его бледности позавидовала бы даже слоновая кость, из которой была выточена рукоятка его ножа. Даже белоснежные рубашки Джима показались бы теперь серыми на его фоне. Себастьяну страшно.

Он медленно поднимается, все еще проматывая новую информацию в своей голове. То, что Джима может не стать. Что он уйдет и не вернется. Его кто-то отберет.

Себастьян тушит в руке сигарету и, выудив из кошелька сотню фунтов, шепчет:

- Сдачу оставь себе.

Не много, не мало, а девяносто восемь фунтов чаевых. В тот момент он не думал о деньгах. Его мысли были заняты совершенно другим, а официанты приняли это за щедрость. А другие посетители – за расточительство. Но Морану было плевать на них всех. Он схватил со стула свою куртку, сунул в карман пачку сигарет и телефон, выбежал на стоянку. Запрыгнув на мотоцикл, тут же помчал домой. Телефон завибрировал в кармане в четвертый раз.

«Ты мне тут нужен».

Теперь это было не просто волнение, а практически смертельный страх. Дикий ужас охватил полковника. Джим бы никогда такого не написал, если бы с ним было все хорошо. И поэтому-то Моран и не обращал внимания на превышение скорости и нарушение правил.

-

Аккуратно ступая по ковру в коридоре, Себастьян боялся наткнуться на тело. Он шел, по пути стягивая с себя курточку и вытягивая пистолет, и осматривал комнаты, мимо которых проходил. Но свет исходил из спальни, и поэтому обнаружить труп он думал именно там.

- Джим?

Себастьян крадется на носочках, словно кошка на охоте, плечом касаясь стены.

- Джимми?

Остановившись в дверном проеме, он тихо стонет. На кровати, все еще сжимая в руках телефон, растянулся Джим. Он мертвенно бледен, грудь не вздымается в такт дыханию. И из этого полковник делает вывод, что и самого дыхания нет. Он прячет пистолет и подходит ближе, медленно опускаясь на кровать рядом с Мориарти. Ложится лицом к лицу. Он так много хотел сказать этому идиоту в его последние минуты. Но, похоже, опоздал.

-

- Я так рад, что ты пришел.

Моран подскакивает на кровати и чуть не слетает на землю, в последний момент вцепившись пальцами в простыню. Джим зевает, сладко потягивается и открывает глаза.

- Хоть после четырех сообщений ты откликнулся.

Себастьян непонимающе смотрит на своего босса, испугано.

- Ну, ты хоть что-то скажешь?

- Ты…жив?

- Нет, я призрак, - он садится, скрестив ноги в позе лотоса, - Я гребаный Каспер! Что за чушь?

- Ты писал, что тебя отравили, - все так же с непониманием говорит Себастьян, тоже садится напротив, ему все еще страшно, его все еще трясет, - Ты говорил, что я тебе тут нужен!

- Конечно, нужен! – Джим тянется к Себастьяну и вытягивает его пистолет. Он как-то неуклюже крутит его в руках, пытаясь перезарядить, - Кто же им всем за меня отомстит?

Себастьян совсем запутался в мыслях и предпочитает промолчать пока что.

- Этот омар, Басти! – Мориарти приподнимается на носочки, целясь в голову солдата, а потом падает на кровать рядом с ним, утыкаясь носом в бедро, - Он был настолько отвратен, что мое чувство прекрасного запротестовало! Они чуть не убили меня! Еще пятизвездочный отель, называется… Моран, убей всех, кто причастен к этому пищевому извращению.

Джим чувствует, как Себастьян трясется. Поначалу думает, что от смеха. Но потом вдруг слышит тихое всхлипывание и напрягается. Отодвигает от себя пистолет, медленно поднимается на руках и смотрит на своего солдата. Тот опустил голову на руки, пряча лицо.

- Басти?

Никакого ответа, а всхлипывания усилились.

- Эй, Себ…

- Ты. Чертов. Идиот! – Себастьян наотмашь дает ему пощечину, - Ты понимаешь, что, судя по твоим сообщениям, в твоем дибильном дорогущем вине был, как минимум, цианид!

- Да ладно тебе, Моран…

- Ты писал, что умираешь!

- Умираю!

- Ты писал, что я тебе тут нужен!

- Нужен, - Джим улыбается, ускользнув от второго удара, - Всегда был. Всегда будешь.

- Да чтоб тебя! – Моран хватает пистолет и прячет его за пояс, - Чтоб ты провалился!

- Басти, Басти, - Джим улыбается, немного придвигаясь к нему, - Ты волновался?

- Нет.

Затянувшаяся пауза. Улыбка Мориарти.

- Да, - сдается Себастьян, - Не то слово. Даже скорее боялся.

- Боялся? Тебе не ведом страх.

- За тебя боялся. Боялся, что потеряю.

- Вроде бы взрослый, умный солдат, - Джим придвигается и прижимается со спины. С его лица так и не сходит улыбка. Обнимает за шею, - Нашел из-за чего волноваться. Из-за меня.

Обнимая Себастьяна, Джим чувствует, как того по-прежнему трясет. Он на себе ощущает его испуг, его переживания. И ему самому стает страшно. Но лишь из-за того, что Моран ощущает страх. Этот бесчувственный убийца, охотник – ему вдруг стало страшно. И целью становится как-то успокоить его. Вернуть все на свои места.

И он лишь крепче его обнимает. Он – гениальный преступник Джеймс Мориарти – не может придумать ничего лучше, чем это. Никакого другого плана у великого злодея.

В его объятиях Себастьян тонет. Растворяется. Растворяется быстрее, чем в ванне с серной кислотой. Он вдруг просто перестаешь существовать. И в тот момент, когда он мягко обнимает со спины и кладет голову на плечо, он исчез. Полковника Морана больше нет. Он растворился во втором. Есть только «они» и никого больше во всем мире. Он шепчет что-то в ухо, поглаживая между лопаток. И охотник мурлычешь, словно кот. Но нет, он же тигр. Пытается вырваться, ведь он - дикий зверь. Но это тепло дыхания на шее. Сдается, даже не начав бой. Он покорил тигра. Никто и никогда не смел повелевать этим зверем. А ему Себастьян отдает свою свободу, не требуя ничего взамен. Он просто хочет быть всецело его. Принадлежать ему. И что бы он жил вечно. И в такие моменты вдруг начинаешь верить.

И дикий, смертельный, животный страх понемногу отступает, когда чувствуешь его живое тепло своей кожей, когда ясно слышишь его такое живое дыхание. Он жив. Ты спокоен.

- Ты задолжал мне выходной. Еще один, - шепчет Моран умиротворенно, - Как всегда…

- Думаю, нам лучше отправляться на каникулы вместе, - Джим целует его в ухо и отстраняется. Все заканчивается так же быстро, как и началось. Он смотрит на поднос с завтраком на столе и шипит на него с отвращение, - Уберите эту пищу смердов.

- Тебе заказать что-то другое?

- Для начала пристрели тех, кто приготовил это, - Джим смеется, - А потом пообедаем.

Себастьян перезаряжает пистолет, проверяет обойму и встает с кровати. По дороге к двери слышит, как жужжит в кармане телефон. Еще одно сообщение? Читает, начиная улыбаться:

«Чтоб убить твой смертельный страх в корне, напомню, ты всегда будешь мне нужен».

Себастьян не оглядывается. Он скорее уходит, чтоб быстрее вернуться.

Ты же знаешь

Ты же знаешь, мне больно с тобой об этом пока говорить.
Я пока еще отчетливо помню пьянящий крови твоей привкус.
Возможно, попозже. Прошу, дай мне сил к мысли этой привыкнуть,
Что ты меня обманул. Это боль – этакой кобры смертельный укус.

Подожди, будь со мной. Ты ведь только пришел, помнишь?
Ты вернулся, не смотря на то, что на моих руках умер.
Я надеюсь, больше делать ты так не будешь. Правда?
Мне и так многовато страданий на одного. Это слезы, видишь?

Я закрыл дверь, устал ждать. Просто стало страшно.
Я боялся, признаю. Боялся, что ты уже не вернешься.
Видел в кошмарах твои стеклянные глаза кошки.
Каждый сон понемногу убивал веру, что ты все же проснешься.

А теперь ты тут. Призрак? Видение? Демон?
Ты пришел, чтоб меня за собой позвать, так ведь?
И конечно, ты же должен знать, я пойду, безусловно.
Как всегда шел – всегда буду идти по твоим следам. Вот ведь…

Ты же знаешь, мне больно о том даже думать,
Что там, на крыше, был последнее наше мгновенье.
Не хочу и не буду отчаянно в слухи верить,
Что тебя действительно хоронили. Что ты - лишь больной души виденье.

— Anastace Cotards

Неотвратимо болен

Ты можешь бить меня,
Пускать пулю за пулей в висок.
А я буду вспоминать шум волн, тебя
И теплым под ногами песок.

Убивай или мучай,
Добей или пощади в этот раз -
А в памяти останутся лишь
Проведенные вместе ночи и грезы "о нас".

Пей кровь из моих вен, выжимай меня,
Заполняй смертельным своим ядом.
И на смертном одре я буду восхищаться
Твоим до боли обжигающим взглядом.

Вырезай мне сердце.
Вырывай - если так тебе будет удобно.
Все равно оно было и всегда будет твоим -
Без тебя оно стало негодным.

Разрывай на куски, поджигай,
Причиняй невыносимую боль.
Но я по-прежнему, до самого конца,
Буду неотвратимо болен тобой.
- Anastace Cotards

IOU

Не знаю, да и не хочу я знать,
Как и где началась наша вражда.
Я просто выделил тебя из толпы,
В душе зародилась надежда.

Возможно, ты и не будешь одарен орденами.
Но ты не прост и не такой, как они.
Ты не скучен и не ординарен,
Я вижу в твоих глазах азарта огни.

Я предложу тебе игру – откажешься?
Ну, нет, ты тоже тогда в проигрыше окажешься.
Ты скорее примешь вызов мой.
О да, поверь, мы хорошо развлечемся тут с тобой.

В Большой Игре нет приза и победителя,
Но проигравших полный зал.
А интереснее всего, я думаю, то –
Что даже я не знаю, каков финал.

И не смотря на ее исход,
Доволен буду я и даже больше – счастлив.
Я лишь поблагодарить тебя хотел за последний ход
За то, что ты успел собрать моего пазла части.

Пускай весь мир поверит, что мы погибли там.
Пускай напишет в рапортах, что нам не удалось уйти.
И ты уверен будь, что ты на выигравшей стороне.
Но знай, еще не раз пересекутся нашей жизни пути.

И что бы ни шептал тебе кто уверенно на ухо,
Ты помни, друг мой, я за тобой приду.
Ведь, несмотря на все, что бы хотел забыть, я помню –
Сколько раз написать еще должен «IOU».

Devoted to Sherlock. From Jim.

— Anastace Cotards

Мой брат

Что сон, что видение, реальность –
Я давно не могу отличить.
Люцифер отобрал у меня это умение.
Брат, ты бы мог меня научить?

Покажи, кто я есть и кто ты?
Расскажи, чему я могу верить.
Ведь даже в простейшей из истин
Я пока не могу быть уверен.

Ты – мой брат? Или снова Дьявол
Помутил мое сознание?
Как бы ты не пытался меня уберечь,
Отец был прав – я Ада создание.

Но пока ты рядом – я человек,
Вопреки гнилым словам, лживым мифам.
Прошу, не оставляй меня,
Лишь с тобой я пока еще жив.

Расскажи мне, где ложь, а где правда.
И чему я могу пока быть верен.
Ты прости, не хотел быть твоей тяжестью,
Не хотел ложиться на плечи бременем.

Но на то и мы семья -
Чтоб поддерживать друг в друге жизнь.
И пока у нас это есть –
Мы будем, хоть и не счастливо, но все же жить.

Anastace Cotards

Поверят в любовь

Метаморфозы нашего времени -
Нас никто не воспринимает всерьез.
Все приписывают переизбытку гормонов
И детских несбыточный грез.

Почему-то не верят, что мы будем рядом.
Неужели человек уже не может любить?
Поцелуй меня здесь – на публике.
Поцелуй же, чтоб сомнения убить.

Обнимай чаще и крепче, чем нужно
Не забывай говорить, что любишь
Пускай люди тоже поверят, как я,
Что всегда рядом со мной будешь.

Не клянись, а обещай полушепотом.
Не смейся, я улыбайся мечтательно.
Покажи, что любовь существует.
Кто-то да поверит в нее, обязательно.

— Anastace Cotards

Семь демонов

Семь демонов собрались здесь сегодня в круг
Они кружат в невиданном и диком танце
И не спасет тебя священный крест, мой друг
И не спасет уже ничто, покуда капнет кровь из пальца

Кровопролитие во имя зла
Семь демонов взывают к своим предкам
Семь демонов внутри тебя отыщут ад
А ты поможешь им, ведь есть на сердце метка.

Ведь имя для твоей души - Дитя Зари
Семь страстных детей дьявола - отныне твои дети.
И ты пылай под ясным небом пустоши, гори!
Вяжи, тяни покрепче на шее моей петли.

Пусть семь гнуснейших отроков ночиʹ
Запустят руки-крылья в твою душу
А ты храни в себе секрет любви, храни.
И так ответ на свой вопрос отыщешь.

Семь демонов, напившиеся крови
Уснут крепчайшим глубочайшим сном
Они уйдут подальше, в свои норы.
А ты расправляй крылья и лети!

Семь детей хаоса, не отыскав ответа,
Вернуться восвояси – в Земли Зла
Никто не должен знать, что ты – дитя из Света,
Что непорочна и чиста душа твоя.

Все демоны, собравшись в доме пепла
Пожмут плечами, не поняв о том,
Что чистота любви неотличима от порока.
И что любовь ко мне хранила этот дом.

— Anastace Cotards

_______________________________________________

под песню: Florence and The Machine – Seven Devils

Извините, я тут буквально на 10 мин.

Злая я сегодня. Обиженая. Вообще выбешенная.

Просто брошу пару стихов, что за 2 дня написала.

Прохожий

На подоконнике дома напротив
Одиноко горит свеча.
Я бегу за незнакомым прохожим -
Он так похож на тебя.

Тот же поднятый ворот,
Острый подбородок, прямая спина
И в сердце трепещет надежда,
Что я все же нашел тебя.

Я зову, не щадя голоса.
Лишь бы услышал, лишь бы догнать!
Я не позволю судьбе-насмешнице
Снова тебя у себя отнять.

Еще год без тебя и неделя?
Не смогу прожить так и дня.
Я прошу, я молю Господа,
Я прошу пощадить меня.

Не достаточно меня мучили?
Мало страданий? Мало боли?
Снова хочу видеть перед собой твое лицо
Как по мне, то испытаний довольно.

Загорелась надежда, что ты в паре метров
Что сейчас остановлю и скажу сгоряча:
«Дорогой мой друг, мне тебя не хватало».
А потом улыбнусь. Пойдем домой не спеша.

Хочу окликнуть, коснуться плеча.
Прямо по лужам, не разбирая дороги,
Несусь, разгоняя толпу -
Нет времени смотреть себе под ноги.

Спотыкаясь, промокнув до нитки
Я достигаю на мосту его
Оборачиваю к себе «Шерлок?»
«Что?» «Нет, нет, ничего».

Этот парень, смахнув мою руку,
Снова отворачивается от меня.
Он идет. Он уходит. Как сделал ты.

Шерлок, мне так не хватает тебя…

Anastace Cotards

По просьбам трудящихся, сейчас выложу еще один.

Безымянные герои

За границами дозволенного
Открывается новый мир.
Мир двух безымянных гениев.
Это мой и твой мир.

Каждый там себе правила пишет
И по-своему соблюдает.
Первый жизни людей бережет,
А второй - их отбирает.

Уже никто толком не помнит,
Кто же начал эту игру.
И никому пока не известно,
Кто же правит балом в этом Аду.

Под, одним им известную, песню
Пляшут Лондона ночные огни.
И без слов, и без нот мелодия -
И слышат ее только они.

Меланхолическую оду
Разбавляет убийства аккорд.
Начав эту игру без правил,
Они ставят своеобразный рекорд.

И английское правительство
Ничем людям не может помочь.
И все гибнут и гибнут прохожие
В эту скучную, нудную ночь.

Без проблем разгадав загадку,
Они начинают по новой:
За кроссовками идет бомба,
А за ней – взрыв Суперновой.

Но одна остается тайна -
Их финальная проблема.
Кто-то должен уйти со сцены.
И предстает перед ними дилемма:

Потерять разом всех друзей
Или позорно самому умереть?
Одно дело – быть в силах исправить,
А другое – лишь сделать хотеть.

Где-то там – на прицеле – тот,
Чьи наизусть черты знаешь лица.
И моли, не моли Бога -
Не избежать уж такого конца.

Ветер яростно треплет волосы.
Обрывается голос в трубке.
И на память о вечном герое -
Лишь в пепельнице окурки.
А тот, что величайший преступник -
За ним никто никогда не заплачет.
Ведь в глазах миллионов – отступник.
Мало кто бы подумал иначе.

А по крыше струиться кровь
И дымиться пистолета дуло.
И последние их слова
Давно Лондонским ветром сдуло.

Хочешь, я расскажу тебе сказку?
Сказку двух безымянных гениев.
Один ангелом себя звал –
Оказался чернейшим демоном.

А второй не успел допеть,
В Аду греет он душу пеплом.
Ни один некролог не скобит,
Не воспет ни в одной из песен он..

Но у каждого верный друг
По ночам все от боли воет:
Не забыть. Не уснуть никак.
Сняться сны с тем – с последним - боем.

И боль вбивая кулаком в стену
Вырывается хриплый крик боли:
Неужели так сложно вернуться?!
Любим.
Скорбим.
Помним.

Devoted to Moriarty and Holmes.

Anastace Cotards.

Непокорный или не покоренный

Твои пальцы на моей шее.
Я прошу, отпусти. Больно.
Мое дыхание в твоих руках.
Пощади, умоляю! Довольно.

С точностью на оборот -
Ты лишь усиляешь хватку.
Мороз по коже, кислорода мало.
Остро чувствую его нехватку

Я прошу. Заклинаю, стой!
Ну, зачем тебе это нужно?
Прятать тело, тереть следы –
Для тебя недостаточно сложно.

Я уйду, ты только скажи,
Холодом ненависти отгони.
Ну, а если хоть чуть-чуть дорог,
То хоть чем-то о том намекни.

Разжимаются тиски-пальцы.
И теперь снова дышим оба.
Обнимаешь, шепчешь в ключицы,
Заключаешь в свои оковы.

В тот момент там – в твоих глазах –
Вижу только лишь Ад кромешный.
А твой голос шумит волной,
Словно легкий тот бриз прибрежный.

Он украл тебя у меня,
Но с тобой меня похоронит.
Неуслышанным шелестом трав
Ветер теплый на землю уронит.

То, как ты вдруг теряешь хватку,
Заставляет меня усомниться.
Ты охотник. Ты зверь. Боец.
Ты не тот, кто бы покорился.

Безоговорочно мой?
Кто вообще придумал такое?
Ты, как воздух, один на всех.
И никто не владеет тобою.

Ты – Луна, ее темный бок.
Никто не увидит и не прикоснется.
Ты умрешь в тот – в последний день,
Когда под знаком «мой» проснешься.

Devoted to Moran and Moriarty.

Anastace Cotards

Ее похвала вызывает смешаные чувства.

Ах да, она меня пахвалила. Моя Киса меня похвалила.

Черт возьми, у меня сердце отбивает чечетку по ребрам…