Это просто Вьюи блог

Я разучился жить с людьми. Это так сложно - существовать в условиях социума, приспасабливаться, паразитировать. Для обычного человека в этом нет ничего странного - болтать. Никто даже не замечает, что во время разговора внимательно следит за мимикой и жестами собеседника. В этом весь смысл болтавни. Для меня это слишком. Слишком много энергии приходится затрачивать на то, чтобы изучать чье-то лицо. На кой черт мне это?

Запомни, самое главное - никогда и ни при каких обстоятельствах не проси помощи у людей. Не говори с ними. Не бойся их. Твое существование никак не пересекается с их существованием. Не трусь говорит им правду в лицо. Ибо еще хуже для тебя - говорить правду, когда их нет рядом. Запомни, это - моральное разложение. Запомни, это - гнилье. Запомни, мать твою, пока не поздно. Они - никто. У тебя есть один единственный ЧЕЛОВЕК. Этого достаточно.

Все зависит от того, что ты расчитываешь получить в конце. Поскольку в детстве я не улыбался и практически не разговаривал, то мое дальнейшее развитие плавно перетекло от скептицизма к экзистенциальной тоске. Мне кажется, что ничего не сложится удачно, я заранее это знаю. И что бы не произошло, для меня будет всегда один результат.

Я уничтожаюсь. Остатки меня тянутся на свет только во время утреннего похмелья. Я жалок и больше не гениален, моя гениальность ушла. Такая вот значит плата за любовь?

Я налил в стакан воды и начал расхаживать по квартире. Я ходил и выгадывал момент, в который можно будет сесть за рассказ. Уже около двух недель ни строчки. Ничего страшного по сравнению с тем, как бывает обычно. Но эта Элли, ох уж эта Элли. Схватила меня за жопу.
Кружу по квартире, как большая толстая муха с пивным пузом. Ох уж эти бабы. Думают, что манипулируют тобой, в итоге получается, что никто никого не трогал, и все вышло чисто случайно и никому до этого дела вообще нет. Конечно, знаю я этих баб. Им меня не провести.
Сижу на диване, посасываю водичку. В моей кружке водичка, а не пиво. Элли хочет поставить меня на ноги. Пичкает меня своими травами, маслами, душистыми приправами. Думает, я не замечу, как эта оторва засунет меня по кускам в печь и поджарить до румяной, мать ее, корочки. С лимоном в жопе.
Сижу на диване, потягиваю чаек. Заходит Элли. Ох уж эта Элли, каждый раз ей надо производить впечатление. Если жизненные обстоятельства лишает ее законной привилегии эффектного появления, то она.. Впрочем, эта оторва всегда найдет способ питаться восхищенными взглядами мужиков. И тех, кто неловко скрывает свой стояк. И тех, кто его не скрывает.
Значит заходит эта Элли ко мне в квартиру. Наклоняется. Смотрит на меня с минуту. Ее сиськи чуть не вываливаются наружу ее обтягивающего платья. Говорит:
- Тони, ты ел красную смородину?
- Конечно. Три раза. Крошка, не называй меня Тони. Меня зовут Джек.
Она ушла куда-то вглубь дома. Из другой комнаты я слышу ее голос:
- Зачем же три, Тони? Ее надо есть в полдень, а потом запивать двумя стаканами воды. Ты пил воду, Тони?
- Да. Детка, не называй меня Тони. Я выпил два стакана воды.
Она вышла уже в другом платье. Ее ног больше не было видно, но это меня не сильно расстраивало. Там еще было на что посмотреть. Она повернулась спиной, демонстрируя новое платье. Голая спина. Оторва, какая же у нее была спина. Мой сосед бы сразу спустил.
- Крошка, тебе идет это платье. Купи мне виски.
- Я зайду вечером, Тони. Мне надо на работу.
Она начала ходить по квартире и собирать какие-то вещи в свою сумочку. Ненавижу, когда люди так встают и начинают ходить из угла в угол и сгребать всякую гадость с моих столиков и тумб.
- Откуда же ты пришла? Я думал, ты с работы.
- У меня дела, ты же знаешь. - говорит Элли и кладет в сумку мой футляр от очков для чтения. Идет в другую комнату, выходит с моими свечами от геморроя. - Почему ты не убираешь их в холодильник? Я же говорила, они должны лежать в холодильнике, Тони, - говорит Элли и кладет их себе в сумку.
- Крошка, неужели тебе так сложно не называть меня Тони? Я знаю твои дела. Сидишь в баре и клеишь мужиков.
- Нет, Тони, я не клею мужиков.
- Сидишь в баре и пьешь их виски. А потом танцуешь. И они лезут к тебе обжиматься.
- Я не понимаю, о чем ты, - говорит Элли и открывает мой шкаф с книгами. Берет Берроуза. - Тони, ты должен пить больше воды, она поможет очистить организм. Вечером выпей зеленый чай с корицей - он поможет улучшить метаболизм, - говорит Элли и заворачивает Берроуза в мой носовой платок.
- Детка, я уже пью чай с корицей. Это может помочь мне СЕЙЧАС?
Она молча проплыла куда-то, потом снова вернулась с мой зубной щеткой в руках. И с моим станком. Положила их в сумку к моим соплям, Берроузу и свечам от геморроя.
- Детка, зачем тебе Берроуз? Я пишу лучше. Я талантлив. И я хочу пива. Детка, ты купишь мне пива? Ты купишь пиво своему Джеку?
- Тебе нельзя пиво, Тони. У тебя язва. У тебя плохое пищеварение…
- У меня запор, детка.
-… а алкоголь навредит твоей больной печени, - говорит Элли и смотрит на меня своими сучьими глазами.
- Я здоровый мужик с недельным запором, а ты называешь меня Тони и сгребаешь мое дерьмо к себе в сумку. Зачем тебе мое дерьмо, Элли?
- Тони, у тебя отвратительный болезненный вид, - говорит Элли и кладет в сумку мою расческу. - Ты совсем себя запустил. Тебе нужно…
- Меня зовут Джек.
-… следовать моим советам и тогда скоро ты снова будешь здоров. Как в детстве.
- В детстве я ел один раз в день, потому что мы жили с отцом на пособие, а моя мать умерла при родах.
- Будешь бегать во дворе, играть в футбол и кататься на велике, - говорит Элли и сгибает мою фотографию в выпускной шапочке на четыре раза. И кладет в сумку.
- Элли, крошка, мне 35 лет, вряд ли мне будет интересны эти твои развлечения, если ты не собираешься покупать мне пиво.
- Я приду вечером, Тони. Не устраивай бедлам в своей комнате, ты же знаешь, мне некогда там все убирать, - говорит Элли, заворачивает мою рубашку и убирает в сумку. Подходит к двери. Натягивает туфли.
- Не называй меня Тони, крошка. Мое имя Джек.
- До вечера, Тони, - говорит Элли и уходит вон.
- МОЕ ИМЯ ДЖЕК, КУРВА ТЫ ЭДАКАЯ.
Ох уж эта Элли. Схватила меня за жопу.

Плюс алкоголизма - отсутствие запоров. Можно хорошенько просраться с утра после четырех-пяти кварт пива.

Тоска намазана на хлеб. Тоской залиты все полы в квартиры. Тоска капает с потолка.
Я одел халат и пошел на кухню. Смотрю в окно. Напротив нашего дома раньше была мусорка. Люди никогда не выкидывали свой мусор в контейнеры. Либо они кидали его рядом, либо вокруг, либо клали сверху на огромную кучу переполненного дерьмом контейнера и он победно скатывался вниз и рассыпался. Осенью и весной ветер разносил всю эту дрянь по двору. Вонь. Использованные гандоны, очистки, женские тампоны - это наш двор. Да впрочем, зимой и летом - одним хуем. Тоска размазала себя по газону, залезла под лавки.
Я открыл холодильник. Там стояло две бутылки дешевого вина. Открыл одну. Смотрю дальше в окно.
По просьбам жильцов мусорку снесли. Перераспределили. Теперь на ее месте пусто. Земля. Это тоска размазалась по земле и пялится на меня в окно.

вечером надо мной кружила черная птица. она была высоко, но я мог слышать уверенные взмахи ее сильных крыльев. я не видел ее, я не мог поднять головы. я знал, что в облаках ее черные перья сливаются с гладью ночного неба, то опускаясь, то набирая высоту; их трепет звучит в такт ночному бризу. грандиозное черное небо с двумя звездами. звездами-глазами. они следили за мной вечером. я поник - утром птица коснулась меня крылом. к полудню солнце, казалось, светило только на меня. упорно щипая глаза после недели дождей: оно наконец-то взошло. для того, чтобы я мог видеть ее тень. гигантскую величественную, словно каждое свое движение она вырисовала на асфальте сажей. одна ее тень была черна как смоль. я заплакал. город потрепали дожди, но еще сильнее теперь его выжигало солнце, высвечивая его изъяны, глубокие трещины, показывая болезненную желтизну старых домов. меня вырвало. на часах было два. я промыл горло вином и шатался по улицам, смотрел на ее тень. в шесть часов солнце исчезло, и на миг ее тень пропала, словно отпустила меня, потеряла из виду, словно я оторвался. но я увидел ее глаза совсем рядом, в нескольких метрах от меня, они промелькнули, эти желтые глаза. я посмотрел вверх, она набирала высоту, ускользала от меня, я смотрел как завороженный, вкопанный в землю, я не мог оторвать глаза. ее крылья, ее голова, ее тело - воплощение силы и грации. она поднималась высоко в сумрачное небо, я не мог ни о чем думать. она поднялась на высоту, чтобы на огромной скорости спикировать в низ. на меня. я чувствовал, что теряю сознание, ее глаза смотрели на меня, ни на миг не оставляя. я уже слышал звенящий звук воздуха, пролетавшего сквозь ее перья. когда она замерла в воздухе, распахнув во все стороны ада огромные черные крылья. они сошлись у меня за спиной, вязкая чернота поглотила меня, чернила наполнили глотку. нечем дышать. чернота рассыпалась по всему телу, заполнила легкие. птица обнимала меня.

вокруг только тоска.