Артур Неверлен

Открыто-закрытая книга.

Я вино и водка Буковски,
Берроуза плюс героин.
Срифмовал будто розги,
И понизил серотонин.

Я морфий Булгакова,
И даже Верлена абсент.
Мы с Рембо одинаково,
В рот налили цемент.

Я решётки Бродского,
Немного скуки Бодлера.
Я пистолет Маяковского,
И во всё это верю.

Я любовь Есенина,
Уаилда жуткий порок.
Все слова обесценены,
Когда подводят итог.

Я кокаин Кинга,
Бурное прошлое Мураками.
Я закрытая книга,
Хоть и открылся пред вами.

Поэт не от бога.

Я не останусь в ответе,
За каждую дыру в голове.
Те слова, что живут в поэте,
Давно исчерпались из вне.

И выблевать чью-то душу,
Уже не составит проблем.
Обещаний своих не нарушу,
Инфантильный ваш, Неверлен.

Колючие строчки, горькие буквы,
Отсутствие чувства вины.
По голове кто-то стукнул как-будто,
И стихи эти были даны,

Мне кем-то слишком больным,
Отчаявшимся и немного грустным.
По счёту после Бога, вторым,
У которого внутри дико пусто.

Я поэт не от Бога,
Поэтому остался непонят.
Вы не судите так строго,
Того, кого никогда м не вспомнят.

Я вернулся, держись мир.

Я прольюсь галонами яда,
На ваши головы пустые.
Ты спросишь: "Кому это надо?",
А тысячи в ожидании застыли.

И мне желчи не жаль,
Вам она точно к лицу.
Моё слово - окислённая сталь,
Оставит на каждом по рубцу.

Вывернуть нахуй каждого,
Вот к чему я иду.
Никто не увидит чего-то важного,
Но я это сделаю, имей введу.

А вы уже сожрали сами себя,
Стоило мне только появиться.
И без отравленного копья,
Я продолжаю над вами глумиться.

От любви непоэта.

Знаешь, а мне бы,
Уснуть просто рядом.
И не нужно небо,
Созерцать взглядом.

Ловить воздух твой,
Умирать от голоса.
Даже не дышать порой,
Когда глажу волосы.

Отдавать своё сердце,
Запросто тело доверить.
И слова, что в конверте,
Не оставить под дверью.

Я глупости говорю,
И знаю это.
Но любить душу твою,
Невозможно поэту.

У твоих ног.

Давай я лягу у твоих ног?
И останусь там пожизненно.
На самый долгих срок,
У самого плинтуса низменно.

Ты не пни ногой меня,
Как это было раньше.
Чтоб я тебя не променял,
По-глупому, на псевдо счастье.

Ах, если бы тебе это нужно было,
Словно воздух, жизненно необходимо.
Существовать надеждой слиться воедино,
И лишь вдвоём не наступать на мины.

За сигаретой.

После шторма и бури,
Я будто бы выжил.
Давай напоследок покурим?
С тобой пять минут лишь бы.

Ненадолго вернулся обратно,
Чтобы сказать глупостей пару.
И знаешь, как-то досадно,
Что не продолжим дешёвую драму.

Я лишь по почерку узнаю,
Тебя из тысячи букв.
Последнюю чашку налью чаю,
В надежде, что ты останешься вдруг.

Я это закончу вскоре,
Чтобы уснуть спокойней.
И даже если на море,
Мы с тобой не утонем.

Я видел больше, чем всё.

Я видел всё. Всю правду мира,
Как в подворотнях умирали люди.
Запах крови отнимал все силы,
И смерть преподносила успокоение на блюде.

Я видел всё. Всю правду бытия.
Распятых на крестах детей.
Которых с радостью не принимала грязь-земля,
В газетах об этом не было статей.

Я видел всё. И даже больше.
Голодных женщин, стариков.
И где же эта помощь божья,
Наверное, он не помогает тем, кто не совершал грехов.

Я видел всё. Немного ярче чем вы все.
Отчаянье, страх, гнилые трупы на виду.
У вас должен появиться рефлекторный смех.
Возьму ружьё и с ним, поверь, я каждого найду.

Артур Неверлен.

Вдохновение Бродским.

Мне бы с тобой рядом спать,
А я зачитываюсь Бродским.
Под мостом не блядей ебать,
И не заливать в себя столько водки.

Вспоминать лишь одну неделю,
От которой сбежать не вышло.
И если в ней кто-то потерян,
То он, сто процентов без крыши.

Курить не твои сигареты,
Потому что больное сердце.
И не важно во что одетым,
Посещать памяти лекции.

Бродить по чужим мне улицам,
И нервно не спать ночами.
От света тусклого щуриться,
Оставаться непонятым вами.

И нет уже больше силы,
Взять себя в руки снова.
И голосом сорванным, сиплым,
Не искать дорогу до дома.

Эта любовь, которая, казалось бы, уже прошла,
Настигает по пятам нас двоих, ведь так?
По ночам еле-еле прям дыша,
Чтобы с тобой попадать в один и тот же такт.

Нас разделили ещё до знакомства и боли,
Раскидали по разным городам, чтоб не узнали.
Как хорошо когда-нибудь вырваться на волю,
На нас нацепили кандалы из стали.

А я всё ровно к тебе приеду, помнишь?
Держать обещания, как подобает мужчине.
Даже за пятьсот километров слышать как ты стонешь,
И не забывать о нашей годовщине.

Теперь говорить лишь под покровом ночи,
Чтоб никто никогда не прознал о нас.
Я скоро навсегда заткнусь. А это молча,
Посвящаю тебе. Не в первый, но в последний раз.

Still совместно с Артур Неверлен.

Знак равенства.

Still:

Я бы с тобой бок о бок, знаешь?
Я бы не дышала минут по 10, веришь?
Лишь бы наслаждаться тобой вечно.
Но моё вечно приравнено тобой
к нескольким дням вечерним,

А я уже успела в тебя осмелиться, глубже,
чем в самый тайный омут прибрежный.

И из нескольких совместных минут,
метро в 12-м часу, автобуса в 11-м,

уже мозаикой столько выкладывается этих "А помнишь?",
Что я бы с радостью не проживала, не помнила, не знала

Всего, что было до них ранее, не забивала сознание
гвоздями преждевременных расставаний,
Лишь бы тебя в себя и как можно больше.

На землю падают пенопластовые осадки,
В этом одноразовом мире фальшь даже в природе.

Ветер разбивает пальцы о мой подоконник,
В моей комнате всё будто пропахло мыслями того,
кого мечтают встретить во снах и недалекой осени.

Люблю/привязалась/нравится -
я в терминологии не нуждаюсь,

Но ни один художник, глотнув закоптившегося воздуха,
не отразит на холсте то, что я губами у тебя на плечах
вырисовывала бы.

И ничего напускного.
Это утро убедило меня в том, что я не останусь в памяти,
Моя валентность позволяет быть мне частью тебя.

Я вышибу из этого мира все противоречия, кроме одного:
твои холодные пальцы - мои горячие губы:

Я между ними оставляю знак равенства.

Артур Неверлен:

Ты меня прости и забудь, ладно?
Не скажу лично, но думаю прочтёшь всё это.
В твоём мире, наверное, уже прохладно,
А я был вынужден покинуть город этим летом.

Холодным пальцам не страшен холод, помнишь?
Ты когда-то сказала это мне, не зная,
Того, что этими словами всё только ускоришь.
И тот май. Он будет последним нашем маем.

Я тут не знаю, где ты, с кем ты, как ты,
У меня здесь пустой холодильник и бесплатные стихи.
И по-прежнему продолжаю крыть всех матом,
Пусть лучше я останусь в твоей памяти плохим.

Плохих людей легче выбрасывать из жизни,
Они ненужные. Лишь соль на раны сыпят.
Я один из них. Запомни, слышишь?
Найди другого. Пусть он из тебя всё это выбьет.

И лет через пятьдесят, встретимся в Париже,
Два старых, немощных поэт и поэтесса.
Узнаем друг друга, но не подойдём мы ближе,
Ведь та любовь, уже не будет иметь веса.

данни_белый/ Артур Неверлен
на скорую руку. быстрота.

белый:

икота- это физиологическая реакция.
ты не надейся даже. увы, никто и не вспоминал.
тебя только автобус просит держать дистанцию…
а в жизни люди в масках держат лица- карнавал.

каждый второй- вигилант.
ты ждешь его, обычно люди ждут лишь выходной.

…параноик…

за спиной только пасть открывает франт,
крича: "что есть же простой выход: ной. "

и тут неважно вспомнят о тебе когда-нибудь.

когда-нибудь тебя забудут…

ты помни, как из утроба вылезал,
и те билеты из театра, что разбросаны повсюду.

Артур Неверлен:

и твой телефон будет хранить молчание,
не услышать, не прочитать из него вести.
его арестовали и зачитали права при задержании,
посадят на три пожизненных, то есть лет на двести.

а ты как был один, так и останешься прежним,
и даже компьютер не известит о новом сообщении.

видишь?

к тебе никто не жалостлив, не вежлив,
ты будто сам с собой, один на этой всей войне.

дверной звонок коротит синими искрами,
а тебе всё кажется, что кто-то пришёл.
отныне лишь голые стены тебе станут близкими,
и груз на эти плечи слишком уж тяжёл.

открой сознание и вспомни, как из утроба вылезал,
ты чистым был и был кому-то нужен.
а сейчас перед тобой кукольный спектакль, и этот зал,
он весь считает, что по Фрейду ты простужен.

Артур Неверлен feat Мама, не читай мои стихи

Артур Неверлен:

Для вас, обглодать кости - пустяк,
Нож вонзить в спину - херня.
Нить вашей жизни будто внатяг,
Если сегодня кого-нибудь не обвинял.

Жить чужой жизнью? Легко!
Своей ведь нет. Иссякла в конец.
Ваша зависть прольётся дождями, рекой,
В ожидании свежого мяса. Глупец.

Вывернуть наизнанку, внутри перегной,
Стёкла вместо глаз, на месте души дыра.
И даже мысли не возникает порой,
Пожалеть вас. История как мир стара.

Продолжаете, знаков STOP не видя,
С одного на другой падать круг.
Предупреждал ведь Гёте, предвидя,
Количество ваших греховных мук.

И я повторю за ним. Однажды,
Не выдержав происходящего вблизи.
Для вас это, конечно, всё не важно,
Вам всем комфортнее в гнили и грязи.

Да пожалуйста. Я больше не буду.
Препятствовать, мешать вам всем.
Я даже подкину вам мясную груду,
Чтоб убедиться. Навсегда и насовсем.

Мама, не читай мои стихи:

И вы закричите в едином порыве,
Скидывая свой жир на танцпол,
О том, что вам хочется вырвать
Свой мозг и нацепить страпон.

Потому что всю жизнь вас имели
В школе, дома, на работе, в гробу.
Кто-то из вас всегда был первым,
Кто-то спал, когда вы не могли заснуть.

Но теперь уж поздно думать
Чьей жизнью вы прожили пару десятков лет.
Вы все равно бесчувственный пуддинг.
Незавершенный пустой человек.

Так что трясите грязными телесами
Под слухофильный деградирующий бит,
Прожигайте свою сперму и money
Если бог и есть, то он вас не простит.

Снова приходите домой и под скрип кровати
Размышляйте о том, что всю жизнь лгали
Всем кому можно, и даже матери
Промывайте вы всем мозги.

Больше сказать невозможно, не нужно,
Слишком поздно вам что-то говорить,
Просто когда наступит момент, или будет нужно,
Я выйду на улицу, захватив дробовик.

Артур Неверлен.



Нашим холодным телам не согреть постели,
В которых раньше проводили дни, недели,
Когда были желания, когда чего-то хотели.
Смыло водой, будто нарисовали акварелью.

Запах сырой земли уже не режет ноздри,
От моей могилы, ты не далеко, а где-то возле.
Нас не будут помнить, но когда-то после,
Скажут что-то не обидное, доброе вовсе.

Мы в гроб не желали ложиться так рано,
Но жизнь пролетала под кайфом, пьяно.
Неустанно орали, и не было странно,
Что всё упаковывалось в стихи. Слишком складно.

Это опять мои сны, после таблеток,
Холодного лета, красивых брюнеток.
Слабых людей, жалких нимфеток,
И чувства, что разум заключён в тысячи клеток.

подавись ядом, сука.

В каждом небрежно брошенном окурке,
В каждой разбитой чашке после кофе с водкой,
В каждой спине, в каждой чужой куртке,
Искать.
Чтобы возненавидеть и мысленно избить плёткой.

За то как прогибалась, прося глубже,
За те ласковые слова мне в губы.
За все те с другими мужиками "дружбы",
За то, как просила романтика быть грубым.

И я бы забыл тебя, твой силуэт,
Твои пальцы, волосы, пизду.
Но пока не дала ты мне ответ,
Я буду искать и мысленно гореть в аду.

За желание снова тобой обладать,
За желание греть и засыпать рядом.
Прошу прощение. мне лишь хочется тебя ебать.
Подавись наконец и ты всем этим ядом.