Знаешь почему мы не можем быть друзьями? у моих друзей на меня не стоит

эти двадцать четыре месяца все тянулись тянулись
и пролетели

у меня под глазами тени
живу не с теми
да и делаю все точно наоборот

у меня есть любимый пушистый кот
он мурлычет мне "спи. все забудется. все пройдет "

мои мальчики стали совсем мужчинами, посмотри
у них ледяная стена снаружи, огонь - внутри
господи, сделай, пожалуйста, их счастливыми
и сохрани

хочется вспомнить, как легко ненавидеть любого -
кто не считается с твоим "я просто так захотела "

этот апрель убивает нехваткой тепла
и кажется
этому
нет
предела.

я вижу в фильмах, стихах и песнях, как в отражении – всё до точек.
напротив пункта: "мы будем вместе" Бог, несомненно, поставил прочерк.

хожу с листовкой по рыжим паркам, глушу початую, чтоб согреться…
на тонких пальцах твои подарки, но это деньги, а где же сердце?

не только в сказках / кино / романах, и в серых буднях любовь – искусство.
читаю снова на всех экранах: «не жди ответа…», а где же чувства?

хожу по паркам, ищу свободы. меня встречают родные лица…
за три ступеньки до небосвода, зовёт обратно Москва-столица.

за три мгновения до победы схожу с дистанции. разве много?
тебя просила остаться светом в конце тоннеля, и даже Богом.

тем самым Богом, который прочерк, в моих ладонях, сгорать оставил…
любви, по сути, бывает много, а наша, вовсе, без сумм и правил.

и наше счастье не будет биться внутри меня, согревая душу.
пора бы с корнем твою страницу, да только сердце не хочет слушать.

и я не знаю, что дальше делать – кому молиться, за что бояться…
меж нами пропасть, но я не верю, что люди могут вот так расстаться….

пытаюсь дозой двойного алко убить шесть букв, что горят под кожей.
хожу как прежде по рыжим паркам, ищу людей, на тебя похожих…

сегодня утром: работа, пары, но ближе к вечеру путь-дорога
листовка ныне – отрывок драмы
« Как атеистка любила Бога…»

Она раскладывает стихи свои по месяцам. По субботам напивается в хлам. Он опять звонит и отпрашивается "по делам".
И процедив сквозь зубы холодное "хорошо", она вдыхает матовый порошок. Ну что ответить, черт побери, ещё?!
Ну что. Ещё.
Когда знакомый бармен наливает, не спрашивая, коньяка, а ей так хочется оказаться в его руках. Вместо второй и третьей так,
Чтобы наверняка.
Она смеется - хрустит под ногами лед, ловит машину - может быть повезет, и попадется приличный парень, очередной "не тот".
Как кот в мешке. Красивый и вредный кот.
Наутро встанет, не чувствуя ватных ног. Заглянет в ванную, за порог. Он иногда приезжает, и она думает: вот же, вот! И сигареты прячет в ящик или комод…

Ей этих моментов мало.
Близится Новый год.

его голос и смех вспарывают живот.
он не то что рядом — он внутри у неё живёт.
как земля его носит? кто его бережёт?
от неведенья сводит скулы
и ладони слегка печёт.

что там, ей вовек его не догнать.
на два шага он впереди, но за ним бежать —
будто гравий грызть, вот нелепица, вот печать
уродства на лбу — не отмыть и не отодрать.

она любит его и смертельно его боится;
младше на целое дьявольское число, но когда он снится —
то спасает её от гангстеров, то ещё какая-то небылица —
она вдруг становится взрослой, даже думает отравиться,
но её поглощает злость —
получается лишь напиться.

он скучает по ней, он почти от неё зависит;
сам себе признаваться не хочет, но эти мысли
облепили его, зажали, на нём повисли;
hey, slow down, relax, take it easy.
напряженно ждёт вторника, как вестей о шенгенской визе.

вся неделя проходит словно странная пантомима,
он настроить себя пытается, сконцентрировать, растрясти.
наступает вторник, он проходит мимо
и опять не решается подойти.

Нет лучшей музыки,
чем твоё сентябрьское "привет".
Нет хуже ответа "да",
нет лучше ответа "нет".
Безумнее твоих глаз,
печальнее твоих слов.
Нет крепче моих объятий.
Сложнее моих основ.

Нет проще нашей истории;
талантливее стихов,
чем Бродского, вовсе нет.
Нет злее наших врагов,
темнее, чем белый свет.
Поучительнее Освенцима,
быстрее русских ракет.

Нет больнее моей фантазии.
И нас с тобой
тоже
нет.

Лучший секс бывает только с любимым человеком…
И не надо спорить. Я говорю о лучшем, а не том, как «было этой ночью классно».
Не о том, какой у него… опыт и сколько… раз было здорово.
Находясь с любимым человеком даже просто рядом, уже испытываешь неописуемый оргазм. Душевный.
А потом это счастье входит внутрь тебя… Глубже всех законов анатомии – дотрагиваясь до души. Вот это истинное наслаждение.

Все стояли столбами, кричали "смогу смогу". И не смогли.
Время не уходи так быстро, пожалуйста. Все куда-то убегают, все заняты.Если и есть на свете что-то, что меня по-настоящему бесит, так это невнимание. Возможно, весь смысл этой жизни сводится к тому, чтобы быть нужным хоть кому-то. Ведь если о тебе никто не думает, то значит тебя как бы и нет.

когда с предпоследнего пальца поспешно стягиваешь, будто знак прокаженного, тоненькое кольцо, растираешь отметины - чтоб ни следа, ни полосочки не осталось, - ты видишь ее лицо?..
и по-новому графику, расписанию ходят теперь поезда. У тебя два ее неотвеченных и память, сновно вода, - ничего не задержится, даже прощания, что теперь радостней встреч. /Кто придумал глупые обещания навсегда любить и беречь?/
у тебя тут работа и новая рыжая бАрменша из "Лимонника" за углом. У нее приготовленный ужин, чистые наволочки и вымытый дом, тот же чертов лимонник под горчащий ни кстати кофе. Ты жмуришься, лампа на тумбочке смотрит тебе в лицо, озаряет профиль. Руки запустишь в рыжие кудри - она мурчит, щурится, выгибается в притворной борьбе. Привлекаешь ее к себе, поцелуй сквозь зубы /тот же дурацкий кофе на языке/. Нет, она хороша - посмотри, как трепещут губы, выпивая всего тебя в едином глотке…
что такое прошлое - это судьбы, измененные под прицелом случайных глаз. Ты же знаешь, глупый, потом не будет подходящей момента вырваться, чем сейчас. И ты уходишь, позавтракать не успев, забывая футболку на батарее. Она просит последнего поцелуя - вот тут болит, два сантиметра на северо-запад, чуть-чуть южнее… ты бы и вылечил, ты же бывалый врач, никакого диплома не надобно для таких задач.

белая полоса на безымянном пальце отрезвляет, словно удар под дых. Ты представляешь себя с законной, лет через сорок, совсем седых, выбеленных, сколоченных очень прочно, севших смотреть закат на большое крыльцо…
когда вставляешь в спину лезвия - ты видишь ее лицо?

он уходит
и в ушах еще долго металлическим гулом отдаются его шаги
я закрываю глаза и застыв на месте
повторяю
береги его, пожалуйста,
господи, господи, господи,
береги

смотри, как такие прекрасные, с ямочками на щеках, гуляют по пляжу
загребают ногами песок, утопают в перламутровой пене
это море, такое синее, я уверена, выдумал гений
я его по мягким волосам сейчас робко глажу

смотри, как такие прекрасные, почти без одежд, загорают на солнце
и желтое марево лета невинно ласкает их тело
и в губы солёные ветер целует их смело,
из бледно-синих делая совершенно пунцовыми

смотри, как такие прекрасные, в широкополых шляпах, достали книжки
пьесы, рассказы, повести или романы
знаешь, возможно, тебе покажется странным,
но ты мне сейчас невообразимо ближе

чем сотни и тысячи прекрасных чужих людей.

а я консервирую осень и ей забиваю полки. в красивой обёртке её охотно берут.
но это моя фальшивка, как утро в твоей футболке, лекарство от всех простуд.
об этом везде кричат и, конечно, врут.

а я сплю в коконе польского флага, потому что на севере-море.и я думаю-низкогорье, а на самом деле-Карпаты.как в детстве, летишь, а в лицо хлещет снегом, снегом, сыт обедом, румян и горяч от мороза, на глазах выступают слёзы от низчайших температур, никаких тебе после простудных микстур, крепкий сон, посвежевший, здоровый, а потом по-новой, горка, горка, только мне теперь вовсе не 10, я стала весить больше на н-килограмм, знаю что такое плантации счастья(марихуана), у меня в сериалах хуан всегда выбирает хуаниту.хуанита твёрже гранита.и пока от земли на тысячном километре, в ветре беспомощны волосы и гибки, к небу ползут не спеша кибитки, я представляю, что если бы связь ловила, если бы я не курила, не ушла от тебя с треском прошлой зимою, я бы тебе звонила.ты бы дарил мне крема для рук, а я тебе жуткое мыло.чтобы тобой никто, так как я никогда не пахнул.знаешь, здесь так высоко, я умру со страху.в ум лезет только безумная азбука, ей плююсь я.под декабрём подмята осенняя шкура лисья.знаю, чем город болен и как научиться не возвращаться.как прощаться, чтобы пульсация сонной артерии не пропадала.и валом сначала казалась вершина с которой чуть ближе к богу.который обманщик, шарманщик, за нами подглядывает в тучевую прореху.и к смеху его прислушиваясь, как к шороху листьев, выстелив звёздным крошевом полотно, так дно морское волнуется, хорохорится.так мне с тобой не дружится и не пьётся.я помню твои стихи, твои жадные поцелуи ключиц, лодыжек, ближе к схожденью с ума, только в сторону плюса, ты во мне убыстрялся стихийностью пульса, помню все красивые раны твоих коленей, пока ты ко мне взбирался, к моей вершине.как мы грешили.мы бы жили наверное по сей день и круша и руша, ели вместе овсянку, не вылезали из душа, пел бы мне наверное Боба Марли, я бы ссадины наших битв обмотала марлей, целовала родинки, жутко бы ревновала, но о чём я, господи, здесь толкую, когда громада залпов в моём мозгу стремительно атакует, твоё имя в инсайде бешеной канонадой.ну что тебе ещё, что тебе надо?

уходи из моих писем, ожиданий, памятей,
со снимков на тумбочках, снятых мобильными и цифровыми камерами.
уходи, ибо губы твои, пахнущие яблоками,
это петля, накинутая на шею собственными руками

так щёки у осени краснеют ржавчиной.так девочки отдаются за шоколадку.
(так я считываю с тыльной стороны ладоней)
дай хотя бы в последний раз уткнуться в твою меховую шапку.