Испражнения

я просто лишила нас обоих жизни

и вдруг каждое слово здесь становится про нас. как я могла допустить такое? как это произошло? мне страшно вспоминать, что я делаю по ночам. я вчера в такси почувствовала, как у меня разбилось сердце. я думала, такого никогда не случится с нами. что я наделала? я вбиваю в гугл про машину времени, докатились. я сломала тебе жизнь, я её нам сломала, сделала нас чужаками. но ведь мы были судьбой друг для друга. как это стало возможным? зачем мы совершаем эти поступки? как ты позволяешь себе молчать, когда меня расшибают в щепки, когда сносят наш алтарь, наши памятники, заливают наши могилы?

Всё для тебя, мой мышиный король! Эти голые души и стены в наших сердцах. Устраивай бал в честь нашего с тобой конца.

— Привет! Я толстый уродливый гном, будем знакомы? Смотри на меня! Я теку и извиваюсь, я жизненно неважное ничто, бесцельное, глупое, причиняющее вред всем тем, кому я чуточку и даже не чуточку нужна…

Вот если бы в мире вырос огромный цветок. Простой, такой простой - допустим восемь лепестков, тычинка, пестик… Но огромный, выше деревьев, фонарей… Сорвал бы его кто-нибудь?

— Да, - говоришь мне ты, - Я бы сорвал его для тебя.

даже если бы он приносил всему миру счастье.

Иногда слишком поздно понимаешь, что ты должен уйти. Ты как будто бы заплатил за билет на вечеринку, где нет твоих знакомых, автобусы уже не ходят. Тебе нечего делать в этом сегодня. но ты остаёшься здесь. Бесцельно напиваешься, становлясь прозрачным. призрачным. чуточку и не чуточку ничем.

И такой новобрачный наш декабрь. И носы такие белые, все в шерсти. Запечатано, отпечатано, выдано в тираж наше адское с тобою будущее. Пропащие, пропахнувшие бензином, колой, клюквой, непринятыми звонками и заржавевшей сталью, ты и я взбираемся на трамплин, смеёмся так, что рыбки на утро всплывают брюшками и продолжают свою жизнь смертью.

Наш с тобою Будда ставит меня выше, он заставляет меня мыть посуду и по ночам просто засыпает, уткнувшись в смытую пресность. В припадке. в платье. в цветочек. от тебя в себя. убегала этой ночью, пока ты не внушал доверия, не выпрыгнул из окна, не стрелял в концлагеря.

Это был мат пешкою. Джерри обернулась в кружева и потонула в телесных ласках, уже почти не принадлежала мне, растягивала рукава и спрыгивала с коней. Мне еле удалось удержать её родинки украденной бутылкой рома. Но во сне она по-прежнему называла чужое имя и созывала на престол чужих королей.

Зимой мы пили только из белых кружек, только в серых свитерах. Мы прятались в пустых квартирах, прикрытых тоннами убийц с небес. Мы сгибали руки в локтях, мы писали на стёклах автобусов. Это было с нами, помнишь? Прошлой и этой зимой. Птицы, разбитые о наши ключицы в последствие оставляли брызги. И так лихорадочно онемевшие губы казались нам самым ярким солнцем.

Как же я люблю эти тёплые зимы…

и прилипать к каплям кофе на полу, когда встаёшь, чтобы дотянуться до "to be continued"

люди просят вернуть долги, поступают на бюджет, сбиваются машинами, рвут кофточки и косят под блядей. я со среднеспециальным образованием разогреваю блинчики в микроволновке и ненавижу тейсти. хорошо там, где нет никого. люблю белый цвет и возвращаюсь в ноябрь 2009ого, снова в чёрных кроссовках я прохожу мимо соседских старушек.

терпение. по самым ниточкам и извне в никуда. в такие дали, где всё порошковое и люди газообразные. и там ты такое не я, а я далеко не до тебя. мне бы сейчас упасть в парке через дорогу в огромный сугроб, мокрые покрасневшие ладони убивают непохожую больше ни на кого из себе подобных. колени съедает этот месяц. мои сухие волосы гладают злость и одиночество. как два года назад. я вспоминаю тебя.