Это просто Вьюи блог

Еще скажу вам слово насчет любви и всеобщего расположения к себе, за которыми многие так гоняются. Заискивать любви к себе есть незаконное дело и не должно занимать человека. Смотрите на то — любите ли вы других, а не на то — любят ли вас другие.

Николай Васильевич Гоголь

m e r y l s t r e e p

m e r y l s t r e e p, 1988

Задолго до рождения Типпи её родители однажды наткнулись на статью, посвящённую фауне Западной Африки. И там была помещена фотография двух симпатичных зверюшек - мангустов-оканти. Сильвия и Алан решили поехать на экскурсию в Африку, чтобы увидеть мангустов живьём, и остались там жить.

В общей сложности семья Дегре прожила в пустыне Калахари семь лет, на границе между государствами Намибией, Западной Африкой и Ботсваной. Сильвия и Алан Дегре сняли множество

Родители Типпи в поисках новых фотографий целые дни проводили на природе и повсюду брали дочку с собой. Девчушка изучала опасности, подстерегающие человека в природе: змей, скорпионов, диких кошек

Друзьями в детских играх и друзьями для Типпи с младенчества были дикие звери, в том числе и старый слон Абу, леопарды, крокодилы, львы, рафы, огромные лягушки-быки, и даже хамелеоны, а также много-много других зверей.

Сама Типпи говорит о животных: "Ну, они же не были по-настоящему дикими и привыкли видеть людей большую часть своей жизни, ведь это же все-таки заповедник"

Источник [х]

Мне жаль, что тебя не застал летний ливень
В июльскую ночь на Балтийском заливе,
Не видела ты волшебства этих линий.

Волна, до которой приятно коснуться руками,
Песок, на котором рассыпаны камни,
Пейзаж, не меняющийся здесь веками.

Мне жаль что мы снова не сядем на поезд,
Который пройдёт часовой этот пояс,
По стрелке, которую тянет на полюс.

Что не отразит в том купе вечеринку
Окно, где всё время меняют картинку,
И мы не проснёмся наутро в обнимку.

Поздно
ночью
через все запятые дошёл наконец до точки
Адрес.
Почта.
Не волнуйся, я не посвящу тебе больше ни строчки.
Тихо.
Звуки
по ночам до меня долетают редко.
Пляшут
буквы,
я пишу и не жду никогда ответа.

Мысли,
рифмы,
свет остался, остался звук, остальное стёрлось
Гаснут
цифры,
я звонил чтобы просто услышать голос.
Всадник
замер,
замер всадник, реке стало тесно в русле…
Кромки,
грани…
Я люблю, не нуждаясь в ответном чувстве.

— Бродский

Когда я смотрю, как Матильда шепчет что-то деревьям и обнимает зверей, я понимаю, что Хит где-то рядом. Ведь она — это лучшая память о нем.

Мишель Уильямс

Л. В. Лифшицу

Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

Убийства продолжаются, каждый миг
Движутся по генетической цепи боль и несчастье,
Несправедливость творится сознательно, ветер
Несет прах увядших надежд, и все же,
Дыша этими испарениями на запруженных людьми тротуарах,
Среди искалеченных жизней, бесноватых отбойных молотков,
Автомобильных стоянок, режущих глаза
Под майским солнцем, —
я увидела
Не вокруг, а внутри
Тусклого горя, раздробленного мужества и уродливых
Бетонных фасадов, другое горе, сияние, похожее
На блеск розы, на приют милосердия,
И услышала не вокруг, а внутри шума,
Напев, который плавно перешел в спокойную улыбку.
Ничто не изменилось, только все предстало иначе:
Не то, чтобы не стало ужаса, не продолжались убийства,
Не то, чтобы я подумала, что больше
не будет отчаяния, —
Но некая прозрачность открыла мне некую
Благословенную непохожесть, которая и была блаженством.
Так сквозь уличную пыль я увидела
Рай.