К черту, пляшем!

Наконец посмотрела второй вариант спектакля «Франкенштейн» Дэни Бойла. Мне понадобилась неделя, чтобы все переосмыслить, выдохнуть, сесть и написать. Но начнем сначала.

Еще два года назад наш мастер показал группе первую серию сериала «Шерлок», снятого англичанами. Юрий Николаевич восторженно махал руками и восклицал, что это новый формат сериала, что нам надо научиться так писать и тогда отечественное телевидение перестанет пахнуть чем-то несвежим. И хотя я тогда действительно схватилась за этот сериал и посмотрела его весь еще до выхода его на российские телеканалы, причиной служила не только похвала нашего великого сенсея, но и внезапно возникшая и намертво укоренившаяся в моем сердце любовь к исполнителю главной роли (барабанную дробь, пожалуйст, хотя его имя само, как барабанная дробь с ударом по тарелке в конце) — Бенедикту Камбарбэтчу !

С того момента, я пересмотрела почти все его теле и киноработы и мечтала хоть раз увидеть его на сцене. Но не являясь одним из тех счастливчиков, кто живет в городе на Темзе, мне приходилось довольствоваться маленькими отрывками, найденными на youtube. И вот этим летом, наконец привезли в Россию (пускай даже в записи) спектакль моей мечты. Франкенштейн здоровенный! Здоровенный Франкенштейн! Я, конечно, подорвалась на первый же показ. Это был вариант, в котором Бенедикт играл профессора, а Миллер — создание. Потом я была в разъездах, потом не попадала по ряду причин, и вот наконец, неделю назад посмотрела тот же спектакль, только вторую версию — где Камбарбэтч и его напарник меняются ролями. И наконец могу составить полное впечатление о творении господина Бойла.

С одной стороны — это конечно все еще вполне просвещенческая история, какой ее и создала Мэри Шелли. Несчастное создание ужасное снаружи, доброе внутри, которое становится умным и добрым, когда его обучает и такой же по своим внутренним качествам старик, и которое становится безумным убийцей, когда окружающие поступают с ним бесчестно и безнравственно. Главный герой даже прямо произносит фразу, содержащую главную мысль всей эпохи просвещения: «Вначале я ничего не умел, но я многому научился у людей. Я научился предавать, научился причинять боль и сегодня я получил свой главный урок — я научился лгать».

Однако с другой стороны — это совсем новая история, о которой в оригинальном литературном произведении ничего не говорилось — это история о том, что создание и создатель неразрывно связаны. И монстр, любящий и нуждающийся в любви (как женской, так и отеческой) — гораздо больший человек, чем тот, кто вдохнул в него жизнь. Кажется, что сухой, холодный профессор до боли завидует своему страстному детищу, способному на настоящую жажду, а не обычный интерес. Появляется даже ощущение, что Франкенштейн отдал монстру свою душу (особенно учитывая пламенную речь отца ученого о том, каким нежным мальчиком был и каким холодным юношей стал его сын). Так, две противоположности, они не разделимы, как инь и янь, и обречены вечно гнаться друг за другом.

Спектакль оставляет сильнейшее впечатление. Сценография и декорации абсолютно фантастические. Хотя игра актеров (кроме исполнителей главных ролей, конечно, каждый из которых прекрасно справляются с обеими ролями) оставляет желать лучшего. Возможно, это британская театральная школа, но лично мне кажется, что они немного (а в некоторых местах много) переигрывают. Но даже это не умаляет того восторга, который накрывает с головой после окончания просмотра. Так что, даже если вы не фанат Шерлока и присных, все равно немедленно ищите, где еще есть возможность посмотреть. Потому что уже совсем скоро его увезут, а вы себе никогда не простите, что этого не видели.

В Москве успешно завершился фестиваль независимого кино «Tomorrow», в рамках которого были проведены показы последних новинок мирового кинематографа, мастер-классы и встречи с режиссерами, а так же две ретроспективные программы (Ким Ки Дука и Хитоси Мацумото). Но, пожалуй, главными событиями фестиваля стали два фильма: «Я тоже хочу» Балабанова и «Пьета» корейского режиссера Ким Ки Дука.

«Я тоже хочу» — это, с одной стороны, привычный нам Балабанов с мужчинами, от которых по-ерофеевски «несет паленой свининой», с не замолкающим русским роком в качестве саундтрэка, с голой женщиной, которая десять минут бежит по занесенному снегом лесу. Но с другой стороны — это светлый фильм близкий, скорее «Мне не больно», чем «Кочегару». Он удивляет своим светом и чистотой, которые подводят зрителя к катарсису в первоначальном понимании этого слова. Здесь работает и абсолютно тарковский сюжет, и картаво-несовершенный, но такой по-родному добрый голос Лени Федорова за кадром. И Александр Гаркуша — идеальный герой такого кино — немного неземной, рефлексирующий, иногда отсылающий к мамоновскому юродствованию.

Герои: два бандита, отец одного из них, музыкант и проститутка по имени Любовь — отправляются за счастьем в местность, где наступила вечная зима и все умерли. Пробираясь на машине через постапокалиптичное пространство они встречают загадочного пророка-хипстера, теряют двух попутчиков и выходят к разрушенной колокольне, которая без купола больше похожа на Пизанскую башню. Кого-то берут на небо, кого-то нет. Оставшиеся страдают, потому счастья хотят все. И я тоже хочу.

Фильм «Пьета» — это, по словам режиссера, его попытка вернуться к тому сильнейшему ощущению, которое он испытал, впервые увидев знаменитую скульптуру Микеланджело. Однако фильм не так прост, как кажется. Режиссер играет со зрителем, как кошка с мышью. Сначала дает нам подсказку в виде названия картины, заставляя ожидать историю сострадания преданной матери к жертвующему собой сыну. Однако вместо этого мы встречаем рассказ о вернувшейся блудной матери к сыну, выросшему похожим скорее на Антихриста. И только зритель успевает принять правила игры, как выясняется, что мать вовсе не жалеет сына, и почти тут же, что жалеет, но не того сына. И наконец, что на самом деле жалеет и того, и другого. В результате главный герой остается в таком же положении, как человек, которого держали в искусственной коме, чтобы он не почувствовал, что вся его кожа обожжена, и вот он совершенно внезапно пробуждается. И вместе с ним пробуждается зритель. И мы видим, как он проникается жалостью к себе и ко всем своим жертвам, как будто внезапно ощущает моральный ожег всего своего сознания и не может больше жить с такой болью.

«Пьета» — это своеобразная серенада насилия. Здесь все на нем построено, но ничего не показано в кадре. Вместо этого конструктивизм нищих кварталов Сеула, напоминающие «Механический балет» сцены, живописность сползающего по ступеням угря. И все это вместе приводит к захватывающему дух ощущению тоски и сопереживания. Как и великое произведение Микельанджело.