Freddy

"В двадцать один год еще не положено, чтобы взаимно. В двадцать один год положено, чтобы тебя постоянно наебывали и кидали, как последнего доверчивого мудака.”

Всё что не запрещено-то разрешено.

Paper Route

"Сила в отношениях у того, кому больше наплевать”

"Мы все ублюдки и дерьмо, сколько нас ни отскребывай.”

- Я думала, ты бросил.

- Я бросил, - говорит он, придерживая уголком губ сигарету, и хлопает себя по карманам в поисках зажигалки, - Но, как видишь, нам удалось остаться близкими друзьями.

Когда она ехала в этот город, она торжественно зареклась с ним встречаться. Она говорила себе об этом на вокзале, в гостинице, в маникюрном салоне, в книжном магазине и на каждой из центральных улиц. Она шла и хвалила себя. "Я подросла. Мне больших трудов стоило мое чертово душевное равновесие. Я не хочу проблем, и у меня не будет проблем. Он не напишет мне, потому что не знает, что я здесь; а если узнает и напишет, я что-нибудь придумаю. Это не очень сложно, была даже такая социальная реклама. Протягивали рюмку, и решительная рука ее останавливала. У меня нет зависимости. Я свободна".

- У тебя перепуганный вид, детка.

- Не льсти себе.

За "детку" убивать надо, конечно.

- Ну нет, мало ли, из-за чего он может быть у тебя перепуганный. И губы синие тоже мало ли, отчего. Может, ты шла сюда решительная, а пришла и вдруг поняла, что все еще любишь меня. Я ж не знаю. Всякое может быть. Тут ничего от меня не зависит, детка.

Ах ты свинья.

- Ну почти. Пришла, обнаружила спесивого дурака на месте своего мальчика, и теперь испытываю ужас.

- Леденящий.

- Ну.

И они смеются.

И дальше они в основном смеются - "я тут купил недавно Альфа Ромео, хотел показать тебе ее, но неожиданно пропил" - "я своих проиграла - мужа-нефтяника и дачу в Барвихе" - "в покер?" - "в ладушки", - "а дети?" - "дети пытаются проиграть меня"; он ей показывает свою кошку в телефоне, ту самую кошку, которой они когда-то вместе колтуны выстригали, он держал, а она вычесывала и стригла, - показывает маму, лучшего друга Дарта, она радуется, что он не пропил и его тоже, он парирует, что пытался неоднократно, но Дарт - это как божий дар, захочешь, а не пропьешь.

- Я соскучился, - говорит он, как всегда, неожиданно, и она едва не забывает выдохнуть.

И тут ей хочется рассказать правду, всю эту чертову тонну правды, которую она везла сюда в купе, зачем-то, зная, что она все равно никому не пригодится; о том, как она разговаривает с ним мысленно каждый раз, когда зависает над винной картой в ресторане, над кронштейном в магазине одежды; о том, как она целыми вечерами придумывает шутки, чтобы уделать его при случае, зная, что случая не представится; о том, что когда у нее спрашивают какие-нибудь родственники друзей, на свадьбах или больших семейных праздниках - а вы замужем? - она кивает и улыбается, - а кто он? - он драматург, - всегда имея в виду его, конечно; о том, какой был у него чудесный голос в двадцать семь лет, даже когда он пел пьяный у нее под окнами, фальшивя и сбиваясь на хохот; о том, как бессмысленно все это, как глупо, как невосстановимо, можно сейчас поймать такси и поехать к нему, и там еще выпить и еще пошутить о том, что вот, это моя книжка тут у тебя стоит до сих пор, знаешь, сколько ты задолжал, я тебе читательский аннулирую, оо, как же так, не трогай мой читательский, это все, что мне осталось на старости лет - и даже заняться любовью, умирая от неловкости и смущения, он разжился брюшком, она тоже отнюдь не делается с годами прекрасней, и что-то почувствовать даже, вот, память тела, мы здорово подходили друг другу, не правда ли - и уехать наутро, всем подряд сладким пытаясь зажевать горький привкус нелепости и разочарования, - но не надо, не стоит.

Она понижает голос и придвигается совсем близко к столику.

- Не вижу в этом ничего сверхъестественного. По кому же еще.

Они расходятся у перекрестка, он растроган, сердечен, обнимает ее крепко и не хочет отпускать. Потом вспоминает о чем-то, роется в кейсе, извлекает книжку и протягивает ей.

- Тут одни прохвосты издали сборник моих пьес. Там есть одна про тебя.

- Не лги, там должно добрых три про меня.

- Я не буду подписывать, можно.

- Нет уж, подпиши. Так ее труднее будет пропит

"Я подросла. Мне больших трудов стоило мое чертово душевное равновесие. Я не хочу проблем, и у меня не будет проблем. Он не напишет мне, потому что не знает, что я здесь; а если узнает и напишет, я что-нибудь придумаю. Это не очень сложно, была даже такая социальная реклама. Протягивали рюмку, и решительная рука ее останавливала. У меня нет зависимости. Я свободна".

[никому не нужное сочинение] 31 октября 2009 в 16:23 Я хочу рассказать в этом дневнике про одного человека, который открыл мне мир, с помощью него я поняла что такое любить друга и понимать других людей..
Август 2009 год стал одним из лучших дней моей изнасилованной жизни..утром как всегда я проснулась, включила ещё белыми, сонными руками свой компьютер..который тоже не спал как и я до 4 утра…
как всегда вошла в пустой контакт…как всегда проверила стену и сообщения….этот день был бы таким же как все…но вот меня не понятно как занесло в группу. .название[Стелла Блинтцман]..с этого всё и началось…
Это оказалась девочка 14 лет из восьмого класса…у неё был замечательный, красивый голос и я стала слушать её песни..они были великолепны на мой взгляд..они были идеальны..шикарны….песни играли у меня в колонках с того момента каждый день..каждую минуту..я влюбилась в её голос…
я её полюбила сама..и написала ей первое сообщение..боялась..думала что пошлёт..а она…она мне написала какюто мутотень и я каждый день общалась с ней..мне с неё было хорошо..и каждую ночь я ждала её со слезами на глазах…ждала ждала ждала..и дожидалась..прыгала от счастья когда она приходила..полюбила эту девочку всем сердцем…она была самым родным человеком..она меня понимала..я её понимала…я ей делала всё что могла..позже..толко ради неё я через телефон заходила в контакт….я её ценила любила..ждала…я ради неё на всё была готова..да и сейчас также…
она обиделась..а я люблю её..она разозлилась..всё равно люблю..она меня забыла…я её люблю всё ещё….никогда не забуду свою пингвю….
вот сегодня 31 октября..казалось бы весело..хеллуин…она в настроении…ей хорошо, я всем улыбаюсь…сердце стучит…я ненвижу своё сердце..зачем же оно так всё воспренимает всерьёз…всё так чувствует…пытаюсь внушить ему что всё хорошо ведь праздник же…весело…ярко….нет на сердце камень большой, огромный..не хочу я плакать..ненавижу эти слёзы..вытираю их..а они льются и льются..господи почему так…потому что она меня забыла…

кто такая стелла блитцман?арин, это девочка которая живёт во мне, она кусок моей жизни, я люблю её, очень..почему она меня забыла, она правда очень хорошая, она замечательная.береги её, только мне бльно, мне всё ещё больно от того что всё это время она врала мне, врала что любит, что не забудет, что не бросит..она вовсе не любила, забыла и бросила, амне больно, всё ещё люблю её, аона меня бросила.я не хочу чтобы она знала обо мне и помнила, потому что я приношу ей одну боль.я не хочу чтобы ей было больно, потому что я люблю её и желаю счастья.она на всегда останется моей лучшей подругой, пусть она не вспомнит обо мне, но она прадвда навечно останется. спасибо ей, она многому научила, быть сильной, беречь тех, кто дорог..помню она сказала "имеешь-не ценишь, потерявши-плачешь"она имелла в виду себя.Я её не ценила?да я её берегла как никого другого, а я была как все для неё, ябыла одинакова.блять зачем я об этом думаю, она правда предатель.больше всего в этом мире я ненавижу стеллу блитцман.больше всех в этом мире я люблю её. это был миг, счастливый миг в моей жизни.я уверена что никогда не будет таких как она.никогда.я далеко.пусть буду забытая всеми, мне страшно быть забытой ей.люблю и живу.

здравствуй серёжа.
меня вчера били ногами.
сама виновата.
да и словами
мне не поможешь.
я знаю.
тебя били тоже.
наверное даже
смеялись
и наслаждались триумфом.
и гордо смотрели на руки,
испачканые твоей кровью.
как, кстати, твое здоровье?
да. все это так ужасно.
ежесекундно. ежечасно.
и ежедневно.
что-то творится со мною.
я параною.
я так устала.
в этой вселенной.
от не-звонков,
негуляний, неписем.
я чувствую себя крысой.
пылью. предателем, вором.
эти все разговоры.
потоки неправды и мата.
а впрочем, сама виновата.
и я не об этом.
мы кажется, прошлым летом.
мы были немножко счастливы.
ночами на крышах встречались.
держались за пальчики.
девочки, мальчики
нас ненавидели.
бездушные зрители
нашей короткой лав-стори
да… расставаться не стоило
да дело не в этом.
а в чем-то… не знаю.
курю сигареты. мечтаю.
ты, знаешь, мне много не надо.
друзья? друзей нет.
виновата…
и кто-то другой виноват.
ведь это же сущий ад.
когда обо мне говорят
на каждом углу каждой улицы.
когда никто не волнуется.
не улыбается и не здоровается…
ведь это же не здорово.
ведь мне же любви хочется.
паш, я приеду скоро.
встретятся два одиночества.

Если рассказывать с самого начала, то родился я в апреле восемьдесят восьмого года. Если опустить детали, то я шел домой. Кормить хромого котенка и смотреть канал Дискавери. Есть свинину с салатом и пивом. Судьба-злодейка распорядилась так, что по пути домой я сначала встретил горящий фаер, а потом асфальт и чьи-то руки-ноги. Лицом.
В данный момент я сижу на своей кухне. В одной руке телефонная трубка – в другой пакет со льдом. Вызываю скорую. Скорая приехала быстро. Увезла меня столь же стремительно. Трясемся в газели. За окном – пейзаж. «Зубы целы?» - спрашивает меня врач. Я киваю. «Нос цел?» - снова кивок. «Что и ребра целы?» Ну да, б##, целы. Киваю. «Значит били х###о» - резюмирует врач. Газель приезжает к 7 клинической больнице. Меня провожают в приемное отделение. Везде пахнет йодом и дерьмом. Нейрохирург регистрирует у меня покачивание в позе Ромберга и легкое сотрясение мозга. Тем временем мой правый глаз практически перестает видеть. Доктор посылает меня на рентген, на половине пути к рентгену меня ловит незнакомый мне врач с инсулиновым шприцем и делаем мне укол в предплечье. «Против столбняка» - поясняет он. Рентгеновские снимки никаких патологий не показали. Переломов тоже не показали. И пока эти снимки ничего никому не показывали мне показали где можно переодеться в больничное тряпье. Мое надо будет сдать на склад. Хватаю застиранные штаны и рубаху, сдаю под квитанцию джинсы и рубашку. Рубашка, кстати, опалена. Меланхолично тащусь на 4 этаж в нейрохирургию.
В данный момент я в своей палате. Справа у стенки лежит бомжеватый старичок, слева, у окна два гоповатых больных играют в буру на раздевание с дамочкой из соседней палаты. Она в одном белье. Гопники пьют пиво и закусывают фенозепамом. Им хорошо. Слева посередине, между двумя свободным койками лежит худой мужик в памперсах. Я ложусь на кровать между гопниками и старичком и пытаюсь заснуть.
Итак. В данный момент я лежу на своей жесткой и неудобной кровати с закрытыми глазами и пытаюсь заснуть. Господи! Как я хотел посмотреть сегодня канал Дискавери!
«Ну что, Люся, поиграла ты. Снимай лифчик» - говорит один гопник. «Давай Люб, снимай» - вторит другой. Люся говорит, что ей стыдно. А еще что она переела «фена» и ей ужасно хочется спать. «Так Люсьен, пойдемте разберемся с вами на перекуре» - заявляет первый гопник. Он коротко острижен и у него зашита левая бровь. Шов, завязанный в хирургический узел, болтается у него перед глазами. Они уходят втроем. Люся прикрывается подушкой. Через 15 минут она заходит в палату и просит у меня сигарету. По ее подбородку стекает сперма. Я угощаю ее сигаретой и пытаюсь вырубиться. В палату заходит сестра с какой-то склянкой и говорит, что в нее надо будет утром пописать. Она делает мне укол. Болит попа. Слипаются глаза.
В данный момент утро. Я уже почти сутки в больнице. Передо мной пузырьки с таблетками. Пузырек «У», пузырек «Д», пузырек «В». И большая банка для мочи. Пока я ищу туалет, лечащий врач умудряется сделать обход. Правый глаз не открывается и гноится. Ложусь в кровать и пишу всем слезные смс-ки. Наступает время завтрака и я должен принять таблетки из пузырька «У». Кормили кашей. Было больно жевать. После еды я пошел на перекур и познакомился с мужчиной из соседней палаты. У него сломаны ребра, выбито плечо, забинтована голова. В три часа ночи он спустился к соседям и попросил не шуметь. Вежливо попросил. «Ну короче… один бил битой, другой держал. Ты знаешь как это бывает». Киваю. Хотя и не знаю. Время до обеда проходит незаметно. Один раз меня навещает сестра и мажет лицо зеленкой «от всех болезней». Обед. И я ем таблетки из пузырька с надписью «Д».
Теперь я лежу на кровати и жду посещений. Двух девочек и маму. Маму жду больше. И дольше. Первыми приходят девочки. Пугаются глаза. Поят колой и выясняют, при каких обстоятельствах я получил сотрясение и синяки. Потом приходит мама с другом семьи Сашей. Видит мое состояние и выпадает в осадок. Отворачивается от меня и плачет. Правда, не долго. Очень быстро самообладание к ней возвращается.
В данный момент я сижу в перевязочной, где медсестра промывает мой, покрытый гноем, глаз фурацилином. Я слышу, как мама кричит на врача и как ее успокаивает Саша. Я слышу, как Саша кричит на врача и его успокаивает мама. Я вижу пропуск, который выписал на мое имя врач. Теперь меня может посетить кто угодно и когда угодно. Мама звонит адвокату, а потом уходит. Завтра ко мне придет дознаватель из милиции. Наступает время ужина и я ем таблетки из пузырька с надписью «В», ужинаю и иду курить. В курилке ко мне подходит Люсьен и просит симулировать бессонницу. «Зачем?» - удивляюсь я. «Ну, мне потом таблетки отдашь, я без фена заснуть не могу» «А, сколько у тебя уже есть?» «десять» Ох ни фига себе – думаю. Две таблетки за полчаса 100 килограммовую тушу сбивают с ног, а ей и десяти мало. Осмотрел внимательно ее еще раз и заметил синяки на венах. Все ясно с тобой, девочка. Докуриваю и иду спать. Гопник, который лежит в моей палате только проснулся. Рядом с ним сидит коротко стриженый пациент с зашитой бровью и угощает его пивом. Они мне отвратительны и я пытаюсь отрубиться – отрубиться - отрубиться. Худой мужик в палате орет и зовет командира. От медсестер узнаю что его зовут Андрюша.
Снова утро. Снова завтрак и чай с таблетками. Ко мне забегает медсестра и берет кровь из вены. Потом к моим соседям забегает сестра-хозяйка и дает им выписки. Потом кто-то крадет мой телефон.
В холле на диване сидит мужик в халате с перебинтованной головой. Рядом с ним сидит наркоманка. Халат наполовину распахнут и я вижу что он без трусов. Он говорит Люсьен: «Ничего… Я тут терпинкода купил… ты 10 съешь, я 10 съем и хорошо будет». Она смотрит на него так, как смотрят на родного отца или на далай-ламу. У него с лица не сходит глупая улыбка
Открываются двери лифта. Пришли менты. Будут разбираться по поводу кражи моего телефона. «Четвертый раз за неделю!» - возмущается следователь. Через 5 минут появляется мама, принесшая мне тонны еды и они отходят поговорить с этим милиционером. До меня доносятся обрывки разговора «Значительный…» - это мама говорит. «Незначительный…» - это мент. И добавляет потом «Так положено». Милиционер подходит ко мне, диктует текст заявления. «Нанесенный мне ущерб считать незначительным» смотрю на маму. Мама кивает. Вывожу ручкой слово «незначительным» ставлю число и подпись. Следом приходит дознаватель для заведения уголовного дела. Он беседует со мной долго, обсасывает каждую подробность, хотя я больше половины драки не помню – лежал без сознания. Мент берет у меня телефоны пары свидетелей и отбывает. Скоро уходит и мама, а я принимаю таблетки из пузырька с надписью «Д» и плетусь на обед.
После обеда меня ждало внеплановое посещение. В больницу заглянул одноклассник, которого я не видел полтора года. Заглянул по весьма грустному поводу. Убили парня, с которым мы учились с седьмого по девятый класс. Завтра похороны. Глотаю слюну, стою и курю одну за одной. Грустно и страшно. Меланхолию нарушают два парня и девчонка. Они приносят мне книжку про Тима Лири «спасибо, мне как раз запретили читать», плюшевого зайца и воздушные шарики. Одноклассник быстро прощается и вежливо уходит. Или вежливо прощается и быстро уходит. Я не разобрал. Все желают мне скорейшего выздоровления. Я улыбаюсь, тру заплывший глаз.
Через некоторые время посетители меня покидают, а я иду ужинать. Я съедаю таблетки из пузырька с надписью «В».
В данный момент вечер. Я знакомлюсь с новеньким в палате. Го зовут Миша, ему 30 лет, он попал в ДТП. Миша слушает рэп на телефоне и любит вкусно поесть. Мы разговариваем некоторое время, а потом ложимся спать. Я еще не знаю, что проснусь в два часа ночи.
«ЛОМАЙТЕ ДВЕРЬ!» доносятся крики из коридора. А из соседней палаты – «А помогите! Режут! РЕЖУТ!!!» Миша спит крепким сном. Кричащим подвывает Андрюша. Сейчас два часа ночи. В соседней палате в пациента случился приступ белой горячки. Он заперся и вооружился ножом. Взломом двери руководит гопник с узлом на брови. Он говорит: «Б##, два года двери ломал и эту сломаю!» На следующем перекуре я узнаю, что он служил в Чечне чем-то среднем между участковым и спецназовцем. Двери ломаем всем отделением плюс охранник и плюс дежурный врач с третьего этажа. Безрезультатно. Наконец подъезжает на лифте вызванная милиция. ОМОНовцы. Они одни ударом вышибают дверь – по палате разлетаются во все стороны щепки, падает холодильник, подпирающий ее – и крутят худенького (ну точь-в-точь Андрюша из моей палаты) старичка с ножом. Финальный аккорд – нож, выбитый из его рук разбивает окно. Пока врачи решают куда деть четырех больных из палаты без двери и окна мы дружно всей мужской половиной отделения идем курить на лестницу. Встречаем там удолбанную Люсьен. Она просит фенозепама. Я иду спать.
Четвертый день в больнице. Таблетки мне больше не дают, зато колят после завтрака 15 кубиков пирацетама в вену. У меня двое новых соседей. Водитель автобуса номер 101 с каким-то чудным чувашским именем и дряхлый мужичок Толя Скороделов. Скороделову 36 лет, хотя выглядит он на уверенный полтинник. На его фоне мы с Мишей и чувашем выглядим однокашниками. «Счастливый девятый бэ».
Чуваш рассказывает как попал в больницу: «Ну у нас парень работает. После десантуры. Он все прикалывался головой бутылки бить. Ну я и попробовал. Правда мне никто не сказал, что полную надо было.» «Настоящий му###» - сказал позже про него Миша.
Меня вызывают к окулисту, Я смотрю сквозь свой прикрытый глаз на табличку символов. Расплывается. Читаю что-то вроде «шиломвыебаны». Врач не глядя на меня пишет что-то на листке бумаги. Не оборачиваясь говорит: «Зрение нарушалось?» «Нет». «В глазах двоится?» «Да, в правом». «Это из-за слезоотделения. Свободны. Следующий!» Прихожу в палату. В палате меня смотрит лор. Точнее смотрит на меня, на синяки за ушами. Что-то пишет и выходит. Я, немного встревоженный захожу к лечащему врачу, который что-то говорит мне, сидя ко мне спиной. Через халат на футболке просвечивается надпись: «Теннисный клуб «МЕДИК»» Поясняю, что не слышу. Поворачивается. «Приходите через полчаса». Я честно пытался ему объяснить что меня не устраивает качество лечения, потом плюнул и сказал, что у многих мужчин одно яйцо больше другого, но иногда некоторые стремятся доказать что каждое большего другого. Как у Чака Норриса. Он пробормотал что-то и попросил меня выйти.
Я пошел в курилку. Мама будет вечером. Надо бы как-то убить время до обеда. После пары сигарет пошел ходуном пол, и я отправился в палату намазываться гелем против синяков. За этим процессом меня застала одна девушка, красивая и очень мне знакомая. Так что я вытащился из больничной хандры и пошел гулять, обозревать больничные окрестности. Прогулял я обед, и догулял почти до ужина. Пришел в палату и лег дремать. Чуваш предложил выпить, я перевернулся на другой бог и продолжил дремать. Разбудила меня мама. С ней мы недолго посидели в больничном парке, я получил свою порцию вкусностей и двинул досыпать свой сон. По пути встретил Люсьен. Она с безумными глазами просила фенозепама, покурить и конопли из филевского парка. Ночью она пыталась покончить с собой. Охранник ее вытаскивал из окна.
В данный момент утро. Я лежу в палате и смотрю в потолок. Чуваш уже умывается, суетится.. Всем предлагает налить. К Михее с самого утра приехали пацаны, поэтому он сваливает до ужина. Скороделов бормочет что-то свое. Пришла медсестра. Брать кровь у автобусного водителя. Тут же заходит вторая. «Вы у такого-то кровь берете?» «да» «Мне отлейте 10 кубов…все-все. хорошо» Мне звонит мама. В палате тихо какается на своей койке Андрюша.
Скучный день. Я завтракаю и слушаю, что говорит мужик в халате Люсьен. «Я увезу тебя в Пензу. Будем работать на консервном заводе. Заведем детей… У тебя есть еще фен? Я тебе дам… Соглашайся. Будешь моей женой».
После завтрака как обычно – укол пирацетама в вену. Лежу читаю про Тима Лири и ем бутерброды. Отхлебываю из кружки сок. Время от времени перекидываюсь с чувашем в дурака. Мама приходит после обеда и приносит свежие новости. А также свежие фрукты. Я ее очень люблю. Мою маму.
Снова пропущенный обед и неизвестно как протянувшееся время до ужина. Глотаю горячую пшенку, которая пахнет клеем ПВА и бегу курить. На лестнице какая-то сердобольная женщина пересказывает Любе сценарий «Интердевочки». Она говорит наркоманке: «Вот. Героиня хотела выделится, не захотела нормального счастья с матерью в однокомнатной квартире… и что получилось?» Люська в полу вменяемом состоянии, сидя на корточках повторяет как заведенная «не хочу детей- не хочу детей- не хочу детей». Зову сестер и пытаюсь объяснить сердобольной даме, что в нейрохирургии лежат люди с травмами головы. Что они могут сойти с ума etc… Припоминаю как один товарищ довил белку. «Прямо настоящая белочка?» - удивляется дама. «Нет, белая горячка» - сухо говорю я. Дама смотрит на меня уничижающим взглядом, который так и говорит «Это вы пропили всю романтику! Это вы сторчали весь гуманизм! Из-за вас русское кино в жопе!» и оставляет меня наедине с сигаретами. «А хотел как лучше» - думал я по дороге в палату.
В данный момент утро. Я позавтракаю, получу укол в вену, и буду читать книжку, ждать маму. А может и ждать выписки. Чуваш выписывается и зовет снова всех пить Андрюша воет. Скороделов бормочет. Миша думает.
Проходят утренние процедуры утренний перекур. Жду маму. Мама появляется снабжает меня чипсами и шоколадками и убегает на работу. Понедельник. Суета. Снова читаю книжку. Перед обедом выхожу погулять во двор больницы. Возвращаюсь. Лениво ем суп, похожий по вкусу на соленую воду. Рядом сидит Миша и наворачивает супчик с аппетитом. Просит добавки даже. Позже в курилке я нашел объяснение его поведению. Миша вчера привезли гашиш. И он мне предлагает выкурить вместе с ним по несколько плюшек.
В данный момент мы лежим на кроватях накуренные. Напротив нас – привязанный воющий Андрюша и привязанный бредящий Скороделов. У нашего дряхлого алкаша случился приступ «белочки». Мы с Мишей сидим на кроватях, едим чипсы и давимся смехом. «Почти как в вип - зале кино» - говорит Миша. «КИНГКОНГ! Ломай Дверь»– орет Скороделов. «паселна…уй» - вполне отчетливо добавляет Андрюша.
Так проходит время до ужина. Потом мы едим, накуриваемся и снова смеемся. В районе десяти вечера жалуемся сестре на бессонницу и получаем по паре таблеток фенозепама «на догон». Спим так крепко, что просыпаем завтрак.
Утро. Укол пирацетама. Миша зовет докурить гашиш. До обеда лежу на койке, доедая остатки чипсов и допивая вишневый сок, изредка выползая на перекур. За обедом прошу добавки первого. Люсьен выписали. Ее жених грустит и ничего не ест. Скороделов поправился и перестал бредить. У Андрюши тоже улучшение. Вполне отчетливо матерится.
Перед ужином приходит мама и говорит, что завтра меня выписывают. Глупо улыбаюсь и ем бутерброды с колбасой. Ночью долго не могу заснуть, но просить фенозепам почему-то не иду. Завтра все это кончится, думаю я, засыпая.

Когда Стивен уходит, Грейс хватает инерции продержаться двенадцать дней.
Она даже смеется – мол, Стиви, это идиотизм, но тебе видней.
А потом небеса начинают гнить и скукоживаться над ней.
И становится все темней.

Это больше не жизнь, констатирует Грейс, поскольку товаровед:
Безнадежно утрачивается форма, фактура, цвет;
Ни досады от поражений, ни удовольствия от побед.
Ты куда ушел-то, кретин, у тебя же сахарный диабет.
Кто готовит тебе обед?

Грейси продает его синтезатор – навряд ли этим его задев или отомстив.
Начинает помногу пить, совершенно себя забросив и распустив.
Все сидит на крыльце у двери, как бессловесный большой мастиф,
Ждет, когда возвратится Стив.

Он и вправду приходит как-то – приносит выпечки и вина.
Смотрит ласково, шутит, мол, ну кого это ты тут прячешь в шкафу, жена?
Грейс кидается прибираться и мыть бокалы, вся напряженная, как струна.
А потом начинает плакать – скажи, она у тебя красива? Она стройна?
Почему вы вместе, а я одна?..

Через год Стивен умирает, в одну минуту, "увы, мы сделали, что смогли".
Грейси приезжает его погладить по волосам, уронить на него случайную горсть земли.
И тогда вообще прекращаются буквы, цифры, и наступают одни нули.

И однажды вся боль укладывается в Грейс, так, как спать укладывается кот.
У большой, настоящей жизни, наверно, новый производитель, другой штрих-код.
А ее состоит из тех, кто не возвращается ни назавтра, ни через год.
И небес, работающих
На вход.

не уходи. у меня начинается жизнь. я делаю неуверенные шаги по минному полю, где каждая мина - что-то. И ты не знаешь, что такое "что-то". Что-то вчера оторвало кому-то ногу, а кому-то другому подарило кейс с миллионом евро. а потом два разных что-то распяли двух разных людей и выпустили им кишки. К этим что-то бежала маленькая девочка. Я пыталсяне уходи. у меня начинается жизнь. я делаю неуверенные шаги по минному полю, где каждая мина - что-то. И ты не знаешь, что такое "что-то". Что-то вчера оторвало кому-то ногу, а кому-то другому подарило кейс с миллионом евро. а потом два разных что-то распяли двух разных людей и выпустили им кишки. К этим что-то бежала маленькая девочка. Я пытался ее остановить, но это что-то дало ей три книжки Туве Янсон и шоколадное мороженное с глазурью. Что-то это ангина, которая начинается 8 марта и которую я встречаю двумя стаканами глинтвейна, сыром "гауда" и парацетомолом, а может это ангина 1 августа, когда умерла бабушка, а меня с температурой 40 увозили в больницу. что-то это "дневники баскетболиста" и кофе, который отпивал у меня Паша из Оренбурга. Я его кормил потом в Макдоналдсе. Чем-то. Что-то это ОМОН 14 апреля и мое опоздание на мой день рождение. Это порванная кожа на лбу и слова бывшего лучшего друга: "охуел?! Балахон заляпаешь" Что-то это кровь из прокушенной губы и сперма на лице и ногти на ногах черного цвета, в прокуренной потной комнате между кофейных зерен м табака, когда от тебя весь день пахнет сексом и чужими духами, а ты поджигаешь абсент в стакане и он горит как что-то. Что-то это запал динамита из мультиков про тома и Джери, и нам обязательно выбьет идеально белые зубф взрывом. Но мы все равно будем жечь файера и идти строем. Что-то же нас сближает. Мне сейчас что-то. Мне сейчас как-то. Мне сейчас хочется ебануть пару дорожек ноотропила и подрочить. Хочется только потому, что вы это читаете. Потому что это поза. Мне хочется спать с коровой-грелкой из питера, Мне хочется перетягивать вены шнурком с правой руки, он зеленый и как тот Паша тоже из Оренбурга. Мне хочется сидеть с кем-то и где-то и говорить о чем-то. Быть может это будешь ты, она, Фаустхэндшу, Гра, Гуров, Фон, Слава, Туманов, Женя-букбери или Орешек. Звуки, сосед по лестничной клетке, контролер в автобусе до института. Завтра экзамен я что-то сдаю и что-то случится. Что-то так же неизбежно как эрекция после поцелуя к брови или как убежавший кофе во время просмотра 2х2. Что-то это Патрик Вулф или эскалатор на Октябрьской-кольцевой, который плачет маслом и искрами.
Я всегда что-то читаю. ЧТО?
Всегда что-то происходит ЧТО?
полбутылки жигулевского и 8 таблов демидрола
или
выставка верю и поиск в Ашана дешевых кед
или
разговору про водочку о сокровенном с малознакомым человеком.
или
ЧТО?
не уходи. у меня начинается жизнь. я делаю неуверенные шаги по минному полю, где каждая мина - что-то.
это что-то от меня не зависит.
это что-то от тебя не зависит.

зависит только от нас. ее остановить, но это что-то дало ей три книжки Туве Янсон и шоколадное мороженное с глазурью. Что-то это ангина, которая начинается 8 марта и которую я встречаю двумя стаканами глинтвейна, сыром "гауда" и парацетомолом, а может это ангина 1 августа, когда умерла бабушка, а меня с температурой 40 увозили в больницу. что-то это "дневники баскетболиста" и кофе, который отпивал у меня Паша из Оренбурга. Я его кормил потом в Макдоналдсе. Чем-то. Что-то это ОМОН 14 апреля и мое опоздание на мой день рождение. Это порванная кожа на лбу и слова бывшего лучшего друга: "охуел?! Балахон заляпаешь" Что-то это кровь из прокушенной губы и сперма на лице и ногти на ногах черного цвета, в прокуренной потной комнате между кофейных зерен м табака, когда от тебя весь день пахнет сексом и чужими духами, а ты поджигаешь абсент в стакане и он горит как что-то. Что-то это запал динамита из мультиков про тома и Джери, и нам обязательно выбьет идеально белые зубф взрывом. Но мы все равно будем жечь файера и идти строем. Что-то же нас сближает. Мне сейчас что-то. Мне сейчас как-то. Мне сейчас хочется ебануть пару дорожек ноотропила и подрочить. Хочется только потому, что вы это читаете. Потому что это поза. Мне хочется спать с коровой-грелкой из питера, Мне хочется перетягивать вены шнурком с правой руки, он зеленый и как тот Паша тоже из Оренбурга. Мне хочется сидеть с кем-то и где-то и говорить о чем-то. Быть может это будешь ты, она, Фаустхэндшу, Гра, Гуров, Фон, Слава, Туманов, Женя-букбери или Орешек. Звуки, сосед по лестничной клетке, контролер в автобусе до института. Завтра экзамен я что-то сдаю и что-то случится. Что-то так же неизбежно как эрекция после поцелуя к брови или как убежавший кофе во время просмотра 2х2. Что-то это Патрик Вулф или эскалатор на Октябрьской-кольцевой, который плачет маслом и искрами.
Я всегда что-то читаю. ЧТО?
Всегда что-то происходит ЧТО?
полбутылки жигулевского и 8 таблов демидрола
или
выставка верю и поиск в Ашана дешевых кед
или
разговору про водочку о сокровенном с малознакомым человеком.
или
ЧТО?
не уходи. у меня начинается жизнь. я делаю неуверенные шаги по минному полю, где каждая мина - что-то.
это что-то от меня не зависит.
это что-то от тебя не зависит.

зависит только от нас.

Забей.
Бывает..
В тюрьме столько не сидят, сколько мы в интернете.(С)
Меня тошнит твоим вконец просроченным пофигизмом и я скоро буду блевать этим неловким молчанием в режиме он-лайн..

Он громко плачет от боли и продолжает петь
Он, Этот мальчик, он болен. Он хочет умереть
Так хочется тепла, а ты стреляешь навылет
Ты в чувствах умерла. Попробуй вспомнить, какими мы были
Как падали смеясь, не корчились от боли
Скажи, откуда взялась эта грязь и почему наш мир так болен?
Так хочется любить, тонуть в твоих объятьях
С тобою вечно быть, и никогда не потерять тебя
Дарить тебе себя. По полной, без остатка
Ну почему же так нельзя и мы опять играем в прятки?
С тобой, по лезвию скользя
Без тебя уж точно нельзя
Смерть больше чем жизнь. Ты больше чем смерть
Тонуть и кричать. Любить и страдать, и снова
Тонуть, кричать, топить себя в тебе и опять

Он громко плачет от боли и продолжает петь
Он, Этот мальчик, он болен. Он хочет умереть

Это дефицит тепла.Это предчувтвие холода.Это вечная дорожка пепла.То, чего хватило на полгорода.Это то, что навеяно песнямиИ приходит к нам во сне или в бреду, ТО, что несомненно интереснееЯ говорила про весну.

"А я никогда не буду писать под окнами "Солнышко (котёнок, рыбка, зайка), я люблю тебя!" Мне не нравятся ванильные или ментоловые сопли на подоконниках, мишки Тедди и сердечки в разных местах. Мне не нравится постоянно-разговаривать-через-чёрточку или через_нижнее_подчёркивание, картинки с крылатыми девочками и грустными суицидальными текстами, и мне плевать на все черничные ночи, на небесные запахи, на шерстяные носки и рубашки, на чашки чая и кофе, на поджатые ноги, на шрамы плевать. Ах да. Ещё на ресницы, слёзы и мартини.А всё потому, что я хочу от тебя детей. Потому что я хочу жарить с тобой картошку и мясо, а не читать статусы во всевозможных интернетах. Потому, что я хочу тебя в охуительном платье на охуительных шпильках. Конечно, с охуительными грудью и задницей, с уложенными или неуложенными волосами на голове. Потому что я тебя хочу, а не то, что в первом абзаце завёрнуто в арафатки и фотографии кошечек. И я, как нормальный парень, хочу тебя трахать, а не обниматься в Новый год, с пледом, чаем и свечами. Я бы хотел дарить тебе не мягкие игрушки, и не варежки с блядской розочкой впридачу, а, возможно, собрание Довлатова, первый снег, спрятанный в морозилке, одежду и обувь, крутые наушники или картину. Я не хочу слышать "мур", "чмоки" и "розовых тебе снов", мне приятнее слышать, как ты меня ненавидишь и через минуту стонешь от поцелуев, как ты не даёшь мне спать разговорами о политике и бьёшь меня подушкой, потому что я тебя не слушаю. И выпей водки, в конце концов. Немного. И разбей посуду, и разрежь мне все шнурки на ботинках, и устрой истерику - нормальную - оттого, что ты любишь меня и тебе невыносимо видеть мой похуизм. Оттого, что я ни черта не меняюсь и не понимаю тебя. Да потому что я тоже люблю тебя, дурочка, и ты меня любишь именно таким и именно за это. И никаких стихов про "любовь-кровь", про, блять, "он обидел, слёз не видел", никаких тебе "удалить отовсюду". Скажи мне. И успокойся. Потому что ты женщина, а я мужчина. Потому что мне потрахаться и пожрать хочется, и это всегда так было, и так будет; и это естественно. И жрать и трахаться я хочу с любимой, не с нервозной девочкой с "ломкими пальцами" и всяческими "няшками" в своей комнате, а с женщиной, которая знает, кто я и кто она сама. С той, которая не пишет "спокойной ночи" по смс, а приезжает ко мне спать. Которая разговаривает со мной и делает что-то со мной, которая даёт понять, что я могу быть там-то и там-то лучше, а не "мне надоело это и это", а не съёбывается - именно съёбывается, стремительно и обязательно с песней - в ночь, в вокзалы, в подружки с алкоголем, в петлю, в ванну, в беспорядочные слёзы. Быть взрослеющей женщиной - это же не только уметь пить и трахаться в подростковом возрасте, и быть мужчиной - это не только рассказывать сказки про красивую жизнь. И, кстати, отношения - это когда вы вместе сделали большую ЖОПУ, и вместе, взявшись за руки, туда влезли, называя её своим ДОМОМ, наводя ужас на родителей и не собираясь оттуда вылезать.Вы ещё спрашиваете, почему у меня нет девушки… Да потому что я ебанутый."