всё моё. я во всём

Мой любимый,
среди всех столичных подонков,
Ты мне снишься в джинсах, небритый и лаконичный.
Моя Nokia, как и я, без защитной плёнки,
Оттого и поцарапанная весьма прилично.
Посмотри на свет, в белой майке, конечно, щурясь,
Я ищу тебя, но мой путь, наверно, простуда.
Ты такой худой, ты стоишь и смотришь, сутулясь.
Я тебя люблю и, наверно, до смерти буду.

Мой любимый,
среди всех мудаков и бессмертных героев,
Ты в кроссовках снишься, обычно молчишь, словно рыба,
Я топлю свою страсть, и, любовь навсегда упокоив,
Я тебе воздвигаю памятник - целую глыбу.
Посмотри на меня, в белой майке, конечно, щурясь,
Я стою пред тобой, я красивая, нежная, злая,
я с тобой никогда больше в двадцать не поцелуюсь,
Я тебя, будто рукопись, жадно, усердно сжигаю.

Ты прямо скажем, не из робкого десятка
И много повидала на веку.
Не по наслышке знаешь, как не сладко,
Разбиться о реальность на бегу.

Да так, чтоб в щепки, что бы без поблажек,
Как на изнанку вывернуло всю.
И бросило с вершин многоэтажек,
С истошным криком в мёртвую петлю.

Но только тише едешь, ближе будешь!
Опять заплачешь на его груди.
И если стетоскопом слушать сердце,
То можно различить:"Не уходи! "

Владимир Ток

знаешь, он говорит мне: "не горбся. ходи ровнее". после этих слов вставляю штатив себе в позвоночник. обязательно пишет мне: "доброе утро", "спокойной ночи", и при минус 8ми вдруг мгновенно теплеет. я его обнимаю, и рук не хватает. он меня может раза два обхватить, как кобра. мы, конечно, не идеальные, но мы оба просто вместе. он не знает, правда, какие песни я пою под душем по уши в пене. но он просто-напросто может слушать, инсталировать виндоус в моей системе, накрывать одеялом, тепло дарить, передразнивать Малыша, говорить, как Карлсон. он со мною, как с писаной торбой таскался- той, что тяжко выбросить и носить. если кто-то спросит меня, что такое счастье. без раздумий начну о нем говорить. а еще о том, что он спит, как убитый и не думает просыпаться. но свои открывает глаза, если я перестану его касаться.

в этой темноте, тесноте,
когда свитер спадает с кончиков пальцев,
у меня к тебе просыпаются ласточкибабочки,
где-то в животе,
в качестве постояльцев.

говорю: «просыпайся», уткнувшись ему в
живот.
счастье спит посредине дивана морской
звездой.
я на кухню. поставить чайник, слепить
бутерброд.
за какие заслуги мне с ним так чертовски
везет?
он меня обнимает, когда я стою спиной.

в нем живет озорной, неспокойный
мальчишка.
на лице моем знает все линии, как на
картонном шоссе.
и, прищурившись, выглядит хитрым слишком.
он меня ослепляет сильнее любой
фотовспышки.
я себя ощущаю девочкой, не выполнившей д/з.

говорит: «ты устала сегодня. давай, я помою
посуду».
а потом измажет меня, не жалея ни сил, ни
пены.
время с ним заполняет меня до краев
постепенно.
я любила его. люблю.
и буду

Я останусь в тебе неслучайностью,
Твоей жовто-блокитною ленточкой,
Самой желанной девочкой,
Последней крайностью.
У тебя будет рядом уютосозданница,
Улыбающаяся и не спорящая,
Прилежно посуду моющая,
Милая бесприданница.
Таких любят и на таких женятся.
Потом дети, заботы, всякие хлопоты -
Никакой страсти и похоти.
Куда денешься?

Что у меня - к тебе?
Ничего; просто было нам по пути.
Несколько слов, пара случайно раскрытых тайн.
" Напишу-сама-если-не-ответит-до-десяти".
Ненавязчивое сообщение, ожидающее в сети.
Необьяснимое,
перекрывающее гортань.

Что у меня - от тебя?
Ничего; неоконченный разговор,
имя - странное, незнакомое, будто взятое с потолка.
Сны и синие сумерки - слабый ночной раствор.
Ты меня плохо знаешь, правда, - я просто вор:
я сегодня купила книгу,
которую тогда ты держал в руках.

Что у меня - с тобой?
Ничего. Каждый - снова в своём мирке,
на своих орбитах, в своих затерянных городах,
на своей дороге, в своём отчаянном тупике, -
со своим неразменным,
начертанным на руке.

А вот книга и правда хорошая,
это да.

ты со своими утипуси прибереги-ка для другой дуси, мне твои коти, зай, ваще не в одном месте не плясали

у меня в рукаве ни туза
только мелочь
треф
я чрезмерно с ним нежная
за глаза
впрочем
оба мы знаем что это блеф.

Вы думаете-я Богиня? Королева? Госпожа?
Я прежде всего женщина.
Я мать, я дочь.
Я создана из ласки, слёз, любви и ненависти, счастья и печали, из боли и блаженства, из крика и улыбки.
И я умна настолько, насколько и глупа…
Я прекрасна как рассвет, коварна как луна.
Я сильна как ветер и свободна как кошка.
Но я хочу, чтоб понял ты меня, узнал, прочел, похитил.
Но ты не можешь? Не по силам?
Ты отворачиваешь душу от меня?
Тебе комфортней с этими голубками, которые молчат и улыбаются…
Послушны и не интересны.
Они так пресны, так милы.
Заглядывают в рот тебе и слушают тебя покорно…
Без сомненья красивы, но пусты.
Они летят мимо души твоей и никогда тебя так не полюбят.
Ты думаешь я злая?
Нет.
Я ни демон, но и не ангел я.
Я женщина, я Ева, я цветок, который пахнет жизнью, и корнями душит эту землю.
А ты все ходишь по земле, по мне и говоришь, что недостойно я веду себя.
Я ж пред тобой теряю всякое достоинство.
И мне плевать, что думают подруги.
Я так хочу, я так должна, я так желаю, я боготворю тебя, поэтому такая, поэтому лью кровь на твою душу, издеваюсь над тобой, когда ты злишься.
А ты, дурак, боишься подойти обнять.
Я плачу, я дождем лью слезы.
Мне больно, холодно, невыносимо.
Так подумай же что сказать, чтоб сделала тебя счастливейшим на свете.
Я способна, чтоб мы горели от любви, пылали от безумной страсти.
С ума сходили от нежности, от счастья…
Да! Я такая непонятная, святая, грешная, и темная, и светлая…
Я разная!
О, Бог мой, ты прости меня!
За зависть, и за ложь, за

воровство чужого сердца, ненужного мне вовсе…
И за убийство той любви, которая оказалась не под стать мне.
Прости!!!
И ты, любимый, знай, что я твоя раба навеки! Обнажена перед тобой натянутой струной.
Я откровенна!!!
И я кричу, что не себя я больше всех люблю.
Я так живу, чтоб для тебя быть интересной.
Чтобы любить тебя, чтобы быть с тобой, чтоб чувствовать тебя.
Я буду ждать.
Я буду сильной, слабою, смешной.
Я здесь, и я одна такая!
Я все смогу ради тебя…
Увидишь!!!

Ты мне хороший незнакомый,
А был знакомым как-то раз.
И словно шепот среди грома
" Меня ты вспомни, вот сейчас! "

Ты мне приветливый прохожий,
Что улыбнулся на ходу
И что же сердце так тревожит,
Когда навстречу я иду..?

Ты мне забытая баллада,
Но помню смутно я мотив.
И может быть, быть может надо,
Не вспомня снова повторить…

Ты мне хороший незнакомый
И оставайся мне таким…
Тебя уж точно я не вспомню,
Тебя не вспомню я другим…

у меня от тебя не останется ничего,
кроме бога внутри да имени твоего,
что твержу ежечасно, чтобы не опустеть.
я тебя говорю. боюсь, не успею
спеть.

у тебя от меня останется
пара строк,
чёрно-белые сны, жасминовый лепесток,
сорок дней тишины, исписанная листва
и пожизненный копирайт
на пустые мои
слова

Oднажды утром они просыпаются много старше. У нее лабрадор и домик на берегу ла-манша, у него же дубовый стол, новые запонки и секретарша, которой двадцать два или двадцать три, черные кудри и синие радужки с искорками внутри, и стальные нервы.
Она у подруги видит последний форбс, он там в списке самых богатых… один из первых. Она тихонько смеется себе под нос.

Они параллельны, хоть и разные пояса, световые дни. И они все так же не спят и живут одни, и им все так же ни с кем не выжить и не ужиться. Одиночество множится от его до ее столицы, взлетные и посадочные огни. Воспоминания пахнут утренним льдом с корицей, он ей снится. Она хочет ему позвонить, но не звонит.

А через много лет они проснутся на разных материках, но в одинаковых черных комнатах и кроватях. И тогда ей внезапно придет смс: "Я не видел тебя века "
и еще одна следом:
" Молчишь? Может быть, хватит?"……

просто я слегка не в себе в последнее время.
извини, если вдруг не отвечу на 5 входящих.
у меня внутри такие пустоты, такие сомнения,
что я иногда даже путаю прошлое с настоящим.

Пока ты другим там варишь соленый кофе, куришь или стесняешься снять футболку,
Я тут упрямо рисую знакомый профиль, узкие губы, лоб под короткой челкой;
В ванной дышу на кафель, пишу записки, мол, отболело, спряталось, пробежало,
Мы подпустили прошлое слишком близко, чтоб оно эдак молча теперь лежало.
Пока ты с другими там примеряешь планы, на Ниццу, Ницше, на «да-да, вот здесь и ниже»,
Я по стеклу в душевой утекаю плавно, я оседаю на пол, и кафель лижет
меня повсюду, до куда только достанет. И день утекает, словно сквозь пальцы жидкость,
И я забываю, когда уже солнце встанет, что я еще собственно даже и не ложилась.
Пока ты чинишь машину, и пишешь хокку, заказываешь пиво себе в спорт-баре,
Я пробираюсь по горной тропинке в воздух и улыбаюсь, мать твою, улыбаюсь.
Я научаюсь жить в безвоздушном мире, я открываюсь каждому, кто попросит,
Я перемыла все, что нашлось в квартире и не разбила, хотя подмывало бросить.
Пока ты там злишься, ревнуешь, врешь мне, а так же глупо веришь в чужие сказки,
Я написала прозы тебе две простыни, я наварила груды вареньев разных.
Я одолела боль свою, оседлала, я отняла у нее по тихому все ее силы,
Я поняла, что я все могу. И надо же! Даже вернуться, видишь, не попросила.