полли

Я ведь писала тебе. Я куда более неполноценный человек, чем ты можешь предположить. Я больна куда сильнее, чем ты думаешь. И корни этой болезни очень глубоки. Поэтому если ты сможешь пойти дальше, иди один. Не жди меня. За меня не беспокойся. Делай то, что тебе захочется. Иначе я собью тебя с верного пути. Только этого я ни за что не хочу — не хочу портить тебе жизнь. Я уже говорила: ты время от времени навещай меня и никогда не забывай. Больше я ничего не желаю.

Ну, мы короче идем с подругой, разговариваем там Она говорит: 'А вон смотри Dom!no идет, тебе еще его песня понравилась, я тебе вчера кидала' Что-то я смотрю на него, он вообще какой-то другой стал Какой-то помятый весь, небритый, пьяный Ну, и короче *** начала мне рассказывать про него Типа у него там малолетка какая-то была, он ее любил Накупил короче колец каких-то, предложил выйти замуж за него Ну, она естественно отказалась, потому что она вообще мелкая там Он короче пошел продал эти колец в этот же день В каком-то баре там, всё это пропил, ему так хреново стало Они там что-то скорую вызвали, вокруг столько народу собралось Такое шоу блять устроил, пиздец Да не, я не думаю, что он вообще сейчас что-то пишет Ему по-моему похуй на всё уже.

она любит жесткий секс, боится нежности,
никому ее тело не клянется в верности,
ходит в кино одна, и никогда не плачет,
для неё слово «люблю» ничего не значит,
она все чаще запрещает себе мечтать,
звонит подругам все реже: ей нечего сказать,
слова и ласки совсем потеряли святость,
его звонки давно уже не в радость,
она мечтает раствориться в звездном небе,
она мечтает стать свободной, как летний вечер,
ее тошнит от женских пустых разговоров,
от этих нескончаемых, лицемерных споров,
со своими проблемами с собой наедине,
в постель снотворное, спасение во тьме,
на дне сердца, храня обиду и тоску,
сжимает кулаки и повторяет «я смогу».

она не терпит крика, она не ходит в клубы,
она переживает боль, стискивая зубы,
кофейня, горячий шоколад и молоко –
она сама тот человек с которым ей легко.
он не зовет ее по имени, боится спутать,
и ему кажется, что об этом не стоит думать,
она сомневается и каждый раз,
пытает найти любовь, в блеске его глаз.

не звонит ему первая – ведь он женат,
об этих отношениях не знает даже её брат.
осудить ее легко, она сама не прочь,
и вот опять скорость, боль и снова ночь,
она не пользуется блеском и помадой,
ей от него уже ничего не надо,
не оторваться но и не стать ближе,
она всё чаще ему шепчет "ненавижу".

она считает родной город пресным и серым,
на привязи у чувств остатки ее веры,
он уже не враг, но ненавистный друг,
но звук его голоса, её любимый звук.
она не верит в принцев, она не верит в сказки,
она не принимает близко его ласки,
и ей плевать на обещания и свои слезы,
и ее сердце не склеить, уже слишком поздно.
лишь за рулем по трассе чувствует себя счастливой,
рисует планы со светлой перспективой,
сегодня его звонки остались без ответа,
маленький глоток свободы, как много света,
дорога, музыка, ее душа лишь и не кается,
что-то напевает и грустно улыбается,
ей не редко кажется, что так легко сойти с ума,
из года в год– она одна.

pollyasmith мне вслед кричат "да что с тобой случилось?!!" а вам не нравится, не? я так и знала.знаете, мне почему-то сейчас хочется смеяться, как ведьмы в диснеевских мультиках, но я думаю, что у меня не получится.на самом деле, я сама не понимаю, что со мною происходит, ощущение будто в мое тело вселилась демонская душа, вывод этот был сделан, когда буквально 3-4 дня назад мне захотелось наркоты, даже страшно это писать, но и высказаться мне уже тоже некому.мне снятся сны, в которых я чувствую себя более реально, чем в самой жизни.последние месяцы, я совсем неразговорчивая, но зато могу долго смеяться не переставая, а к вечеру реветь и царапать себя.мне страшно, мне действительно страшно, ощущение будто я сорвусь и всё, станет пусто и внутри, и снаружи.со мной никто надолго не остается, я вроде не составляла теорему, где нет постоянных.люди приходят через "вход" и уходят через "выход", без причины и объясняний, все катит на пародию романа "дэнс, дэнс, дэнс".Господи, как мне страшно одиноко.я бы хотела танцевать в балете, знаете, танцевать так по-сладкому грустно, сжигать пуантами паркет и щуриться от прожекторов.
привычкой стала разочаровываться в людях, это переживать с каждым днем уже невыносимо, было бы классно превратиться мне в бетон, и вам проще жить станет, да и мне, такой "супер пафосной и дерзкой", если бы вы только знали для чего вся эта оболочка и как сильно мне нужен человек, который меня поймет, сразу по взгляду.одиночество-сука, я устала, мне осточертело быть одной.насколько сильной по характеру меня бы не считали, но 3 года жить без "сильных мукжских рук" тоже как-то не в кайф.может меня прокляли? ладно, кидайте и уходите, мои добрые.
ну а ты? ты сдался и предал

ЗАЕБАЛИ

Вера любит корчить буку,
Деньги, листья пожелтей,
Вера любит пить самбуку,
Целоваться и детей,
Вера любит спать подольше,
Любит локти класть на стол,
Но всего на свете больше
Вера любит проебол.

Предлагали Вере с жаром
Политическим пиаром
Заниматься, как назло -
За безумное бабло.
Только дело не пошло -
Стало Вере западло.

Предлагали Вере песен
Написать, и даже арий,
Заказали ей сценарий,
Перед ею разостлав
Горизонты, много глав
Для романа попросили -
Прямо бросились стремглав,
Льстили, в офис пригласили -
Вера говорит "Все в силе! "
И живет себе, как граф,
Дрыхнет сутками, не парясь,
Не ударив пальцем палец.

Перспективы роста - хлеще!
Встречу, сессию, тетрадь -
Удивительные вещи
Вера может проебать!

Вера локти искусала
И утратила покой.
Ведь сама она не знала,
Что талантище такой.

Прямо вот души не чает
В Вере мыслящий народ:
Все, что ей ни поручают -
Непременно проебет!

С блеском, хоть и молодая
И здоровая вполне,
Тихо, не надоедая
Ни подругам, ни родне!

Трав не курит, водк не глушит,
Исполнительная клуша
Белым днем одной ногой -
Все проебывает лучше,
Чем специалист какой!

Вере голодно и голо.
Что обиднее всего:
Вера кроме проебола
Не умеет ничего.

В локоть уронивши нос,
Плачет Вера - виртуоз.

" Вот какое я говно!" -
Думает она давно
Дома, в парке и в кино.

Раз заходит к Вере в сквер
Юный Костя - пионер
И так молвит нежно: - Вер, -
Ей рукавчик теребя, -
Не грусти, убей себя.
Хочешь, я достану, Вер,
Смит-и-вессон револьвер?
Хочешь вот, веревки эти?
Или мыло? Или нож?
А не то ведь все на свете
Все на свете
Проебешь!

вы просто не думаете.не хотите.не знаете.хотя, впрочем ничего и не нужно, говорите так, как вы хотите, говорите сразу, не подумав, ведь то, что вы сказали мгновенно и есть ваша истина.

мне не нравится город, мне нужен воздух-чистый и сильный, да именно сильный.я не хочу видеть эту груду машин и новостроек, все до тошноты.и эти лица, скрывающиеся под маской, держа улыбку натянутую при себе.как это фальшиво.

ты беги, беги далеко и с музыкой, просто забудь все чему тебя учили и научись мечтать.НАУЧИСЬ

только не быть похожих на них

ты полетишь к чертям, дорогой расслабь веревки, ты мне не нужен-отстой
просто друг? как же, конечно
ты просто туп
а помнишь, год назад?
нуу так было все красиво: улыбка милая,
ну же давай заикнись!
ты просто растоптал, забыл?
так я напомню, ким
в кармане блесточки были,
что ты не оценил
говорят, они ходили за ними
а я искала прилив.
ты меня понимаешь, я думаю нет
бери веревки, пойдем искать склеп.

возобновилась

вот почему одним достается все, а другие вынуждены жить своими мечтами? ну я, конечно, благодарна, что я не инвалид, что я могу жить нормально, да за это, конечно, спасибо. но когда видишь, что удачи постегают людей, которые не то чтобы не заслуживает этого, а просто постоянно как-то выкручиваются, у которых грязная идеология, которые своей речью заставляют закрывать уши. есть ли справедливость м? думаю нет, по крайней мере я ее не встречала.

а я тоже буду красивой, надену каблучки высокие, короткую юбку, буду как та твоя соска
и буду изменять, стану изменяться, и пусть мне будет больно, я буду улыбаться
ты поймёшь меня, ведь ты тоже любишь.2 грамма перед выступлением в свою дуру
и пусть я лучше, но она дороже-любить и быть любимым с разными людьми не сложно
ты любишь наркоту-я полюблю её тоже.ты любишь секс без обязательств-разве так можно?
я разлюблю тебя как только "люблю!" услышу.мы никогда не будем вместе, я прыгаю с крыши, а для чего-чтоб ты остановил
тяжело быть собой, мне не хватает сил и снова на своих губах я нарисую тихий плачь.и каждый раз одно и тоже:"тихо, не плачь! "
и я совсем не совершенство, твои ласки не нежны.чиста перед Богом, перед собою лишь бешенная
я не буду такой, какой хотел бы видеть.я любила-ты научил ненавидеть
я мысли об одном ломали мне душу.я говорила с тобою, а ты не слушал, не слушал
и я была другой, когда находилась рядом-чужое для себя, и ведь не надо было
и он не был бы столь важен, если б прощал меня быстро
4, 3 были всегда по сути любимыми числами
и я нашла того кто в своих треках говорит как я думаю, я верю в судьбу и верю, что мы связаны судьбами
в последнем смс я указала твой выбор, смирившись с этим я уходила с миром
ты просто развлекался, не поняла по глупости, теперь закрыла своё сердце
пусть никого не пустит, блядь

С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще; она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша.

Он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически; его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

Он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его; его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать.

Он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания. Она жжет в себе эту детскую, эту блядскую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно. Даже больше, осознавая свое бесправие. Они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

Ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»; она старше его и тоже почти красивая. Только безнадежная.

Она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; солнце мажет сгущенкой бликов два их овала. Она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. Перестиховала.

Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба; у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, несудьба. Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод да смола. А вот тут, гляди, - родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.

Он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится. Он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассника.

Она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая». Он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая.

И какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою Лота – остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться отчего-то.

мальчик "мой" у нас с тобой рак чувств

Майки, послушай, ты ведь такая щёлка, чтобы монетка, звякнув, катилась гулко.
Майки, не суйся в эти предместья: чёлка бесит девчонок нашего переулка.

Майк, я два метра в холке, в моей бутылке дергаясь мелко, плещется крепкий алко, -
Так что подумай, Майк, о своем затылке, прежде чем забивать здесь кому-то стрелки;
Знаешь ли, Майки, мы ведь бываем пылки по отношению к тем, кому нас не жалко.

Знаю, что ты скучаешь по мне, нахалке.(Сам будешь вынимать из башки осколки).
Я узнаю тебя в каждой смешной футболке, каждой кривой ухмылке, игре-стрелялке;
Ты меня - в каждой третьей курносой тёлке, каждой второй язвительной перепалке;
Как твоя девочка, моет тебе тарелки? Ставит с похмелья кружечку минералки?

Правильно, Майки, это крутая сделка. Если уж из меня не выходит толка.
Мы были странной парой - свинья-копилка и молодая самка степного волка.
Майки, тебе и вправду нужна сиделка, узкая и бесстрастная, как иголка:
Резкая скулка, воинская закалка.

Я-то как прежде, Майки, кручусь как белка и о тебе планирую помнить долго.
Видимо, аж до самого катафалка.



— Я думала, ты бросил.
- Я бросил, - говорит он, придерживая уголком губ сигарету, и хлопает себя по карманам в поисках зажигалки, -Но, как видишь, нам удалось остаться близкими друзьями.
Когда она ехала в этот город, она торжественно зареклась с ним встречаться.Она говорила себе об этом на вокзале, в гостинице, в маникюрном салоне, в книжном магазине и на каждой из центральных улиц. Она шла и хвалила себя. “Я подросла. Мне больших трудов стоило мое чертово душевное равновесие. Я не хочу проблем, и у меня не будет проблем. Он не напишет мне, потому что не знает, что я здесь; а если узнает и напишет, я что-нибудь придумаю. Это не очень сложно, была даже такая социальная реклама. Протягивали рюмку, и решительная рука ее останавливала. У меня нет зависимости. Я свободна”.
- У тебя перепуганный вид, детка.
- Не льсти себе.
За “детку” убивать надо, конечно.
-Ну нет, мало ли, из-за чего он может быть у тебя перепуганный. И губы синие тоже мало ли, отчего. Может, ты шла сюда решительная, а пришла и вдруг поняла, что все еще любишь меня. Я ж не знаю. Всякое может быть.Тут ничего от меня не зависит, детка.
Ах ты свинья.
- Ну почти. Пришла, обнаружила спесивого дурака на месте своего мальчика, и теперь испытываю ужас.
- Леденящий.
- Ну.
И они смеются.
И дальше они в основном смеются - “я тут купил недавно Альфа Ромео, хотел показать тебе ее, но неожиданно пропил” - “я своих проиграла -мужа-нефтяника и дачу в Барвихе” - “в покер?” - “в ладушки”, - “а дети?” - “дети пытаются проиграть меня”; он ей показывает свою кошку в телефоне, ту самую кошку, которой они когда-то вместе колтуны выстригали, он держал, а она вычесывала и стригла, - показывает маму, лучшего друга Дарта, она радуется, что он не пропил и его тоже, он парирует, что пытался неоднократно, но Дарт - это как божий дар, захочешь, а не пропьешь.
- Я соскучился, - говорит он, как всегда, неожиданно, и она едва не забывает выдохнуть.
И тут ей хочется рассказать правду, всю эту чертову тонну правды, которую она везла сюда в купе, зачем-то, зная, что она все равно никому не пригодится; о том, как она разговаривает с ним мысленно каждый раз, когда зависает над винной картой в ресторане, над кронштейном в магазине одежды; о том, как она целыми вечерами придумывает шутки, чтобы уделать его при случае, зная, что случая не представится; о том, что когда у нее спрашивают какие-нибудь родственники друзей, на свадьбах или больших семейных праздниках - а вы замужем? - она кивает и улыбается, - а кто он? - он драматург, - всегда имея в виду его, конечно; о том, какой был у него чудесный голос в двадцать семь лет, даже когда он пел пьяный у нее под окнами, фальшивя и сбиваясь на хохот; о том, как бессмысленно все это, как глупо, как невосстановимо, можно сейчас поймать такси и поехать к нему, и там еще выпить и еще пошутить о том, что вот, это моя книжка тут у тебя стоит до сих пор, знаешь, сколько ты задолжал, я тебе читательский аннулирую, оо, как же так, не трогай мой читательский, это все, что мне осталось на старости лет - и даже заняться любовью, умирая от неловкости и смущения, он разжился брюшком, она тоже отнюдь не делается с годами прекрасней, и что-то почувствовать даже, вот, память тела, мы здорово подходили другд ругу, не правда ли - и уехать наутро, всем подряд сладким пытаясь зажевать горький привкус нелепости и разочарования, - но не надо, не стоит.
Она понижает голос и придвигается совсем близко к столику.
- Не вижу в этом ничего сверхъестественного. По кому же еще.
Они расходятся у перекрестка, он растроган, сердечен, обнимает ее крепко и не хочет отпускать. Потом вспоминает о чем-то, роется в кейсе, извлекает книжку и протягивает ей.
- Тут одни прохвосты издали сборник моих пьес. Там есть одна про тебя.
- Не лги, там должно добрых три про меня.
- Я не буду подписывать, можно.
- Нет уж, подпиши. Так ее труднее будет пропить.
В гостинице она раскроет книгу и прочтет: “Я утратил всю власть над тобой, но надеюсь, что при мне осталось по крайней мере обаяние. Был счастлив тебе сегодня. Даже нет, просто. Был счастлив тебе. Твой Т.”