Я хотела сегодня утром поплакаться кому-нибудь, но никого не было дома. Впрочем, даже если бы кто-то и был, вряд ли он посочувствовал бы мне. Чтобы кому-то сочувствовать, надо сперва самому что-то ощутить. А на это нужно время. Я сама врач и знаю, что в состоянии шока чувства притупляются. Даже жертвы дорожных аварий начинают ощущать боль от раздробленной ключицы и переломанных ребер лишь через несколько часов после столкновения. А иногда и на следующий день. Это такой своеобразный механизм защиты, связанный с адреналином. Бывало, к нам привозили людей, которые после катастрофы каким-то чудом сами выбирались из машины и даже не понимали, что вместо ног у них две культи. На операционном столе, описывая, что с ними произошло, они утверждали, что буквально «выбежали из машины», когда она загорелась.
В моем случае до «столкновения» дело дойдет лишь вечером. Поэтому удачно так сложилось, что утром я могла поплакать одна. И, заплаканная, имела возможность взглянуть на себя в зеркало. Сегодня я хотела посмотреть в глаза этой зареванной женщине. Утереть ей слезы и окружить вниманием. У меня было достаточно времени, чтобы прочувствовать все самой…
Два года и двенадцать дней назад мой муж сообщил, что его любовница родит ему сына.
Он знал это абсолютно точно — и пол ребенка, и срок. Через двенадцать дней она действительно родила. В больнице, где я работаю. Только в другом отделении, в гинекологии, двумя этажами выше. У меня тогда было дежурство. Сама не знаю, зачем мне было знать, сын ли это, но прежде всего я хотела убедиться, что ребенок здоров. Адреналин захлестывал меня, и я не чувствовала боли от ампутации души. Я побежала на четвертый этаж и заглянула в журнал регистрации. Ребенок был записан на фамилию мужа. У троих наших детей появился братик. Я не удержалась от того, чтобы взглянуть на дату рождения матери. Она родилась через два года после нашего старшего сына. Теперь я знаю, что они учились в одном институте, только она — на два курса младше. Вполне вероятно, что они встречались в университетских коридорах и студенческих клубах. Может быть, она даже нравилась ему. Ему нравится все, что по душе его отцу. В том числе и женщины с детскими лицами, огромными глазами и большой грудью. Очередная девушка нашего сына очень похожа на мать его новорожденного брата. Очень молода и очень красива. Как и любовница его отца.
За те два дня, что она провела в больнице после родов, я несколько раз поднималась на четвертый этаж. Только для того, чтобы постоять в дверях палаты, где она лежала. Я упивалась своим унижением при виде кормящей матери. Она кормила ребенка моего мужа, а я думала: «Я выстою», «Мы вместе», «У нас ведь дети».
Любовь умерла. Моя — недавно. Вовсе не два года назад. Тогда я его еще любила. Даже в тот момент, когда он сказал, что у него будет ребенок от другой женщины. Хотя два года и двенадцать дней назад я кричала ему в лицо, что ненавижу и презираю его и что он последний сукин сын. И грохнула об пол на кухне тарелки, полученные в подарок от родителей на нашу свадьбу. А те получили их от своих родителей. Я вспомнила об этом, только когда собирала с пола осколки. Я все еще его любила. Сейчас я знаю, у обманутых жен именно так оно и бывает.
Ныне мужчины заводят любовниц куда чаще, чем получают штраф за неправильную парковку. Иногда мне кажется, они неправильно паркуются намеренно. Чтобы продемонстрировать свои машины и доказать, что в состоянии заплатить штраф. Любовниц чаще заводят мужчины, у которых жены моих лет. Чем старше жена, тем хуже. Мне уже сорок пять, я родила ему троих детей, мы вместе зарабатывали на все его машины. Но только в первой мы обнимались с ним на заднем сиденье. Подозреваю, что в последней он обнимал там ее…
Сегодня сыну моего мужа и его любовницы исполнилось два года. Я встала утром заплаканная. Вытерла слезы женщине, которую увидела в зеркале, и поехала в торговый центр покупать подарок. Но сначала еще немного помучила себя, разглядывая фотографии нашего сына в двухлетнем возрасте. Так было надо, чтобы вечером уже не чувствовать боли и чтобы слезы без спросу не катились из глаз. Утром-то я рыдала. Рыдала потому, что нынче вечером о существовании этого маленького мальчика узнают мои дети. Но утренние слезы были слезами страха. Мой муж решил вечером за ужином представить нам своего младшего сына. То есть рассказать двум нашим дочерям и старшему сыну, что два года они жили в искусно сплетенной нами лжи. Больше всего я боюсь их реакции. Взглядов дочерей, уже достаточно взрослых, чтобы почувствовать мое унижение обманутой женщины, и сына, вынужденного метаться между матерью и отцом, который так его подвел, и прятать от меня глаза. И единственное, что я могу сказать в свое оправдание: я жила в этой лжи только ради них, чтобы не заставлять их страдать.
Мне бы хотелось, чтобы завтра утром у меня хватило сил уйти. Но я знаю, что не уйду. Останусь. Ради детей — всех четверых.