Неоднозначность неприступной ноты,
Висящей между горлом и диваном,
В письме, где ты кричишь мне ветром рваным,
Больным аккордом: где ты, с кем ты, кто ты.
В незрячем мире, сумрачном и странном,
Под одеялом – гробовой доской,
Ты «нефизические» угощаешь раны
Такою гениальною тоской.
Хрусталь над пропастью, несбывшегося ваза
Еще стоит, пока поет она,
Та нота еле видящего глаза,
И плохо слышащая вторит ей страна.
Про что все звуки. Что бы мы узнали,
Коснувшись тайн сырого бытия?
Про что все басни. Музы вне морали,
И не за песни судит Судия.
Чего кричишь? Я рад все это слышать.
Из нот таких остывших правят храм.
Под нами не земля уже, а съехавшая крыша,
И мы немного ближе к небесам.