в своем последнем (скорее всего последнем-последнем для фандома, я прям грустный пепе) фике одна из моих любимых авторов написала, как вэй ин с лань чжанем ходили куда-то — я не помню, куда — где вэй ина подвесили на полотнах или веревках, и он моментально ушел в сабспейс. и вэй ин очень расстроился из-за того, что его кто-то видел в таком состоянии кроме лань чжаня.
я почему-то всегда удивляюсь элементарным вещам: я устаю и хочу есть; есть боль, через которую нельзя переступить, мне только становится еще больнее, и ничего с этим я не могу сделать; дорогие мне люди уходят в если не самый, но один из самых тяжелых моментов в жизни; я скучаю по ним все равно.
меня злит, наверное, тот факт, что есть те, кто знает меня хорошо и ушли, оставив это знание при себе. что они знают те части меня, которые я обкладываю подушками с бетоном и при этом показываю им, что за этими подушками лежит. злюсь люто-бешено, что меня кто-то знает настолько хорошо, чтобы полюбить все это и потом отказаться.
меня бесит, что они всегда возвращаются. даже те, от кого не ожидаешь.
везет с тем, что чаще всего отказываются быстро и очень больно, хотя это не меняет моей реакции на все это: меня бросают — я отказываюсь от человека моментально и навсегда, и он у меня не болит — человек возвращается — я не знаю, что с ним делать.
день рождения А. 16 января, и провела я его, умирая на маминой стороне кровати. я весь день пыталась написать ей что-то, и получилось только часам к 10 вечера, что-то настолько несложное и недостаточное, что мне хватило сил быть недовольной собой. 17 я была в реанимации, и написала ей только 8 февраля, прочитав ее штук пять "please be alive".
а в конце марта, когда я сидела в кровати глубокой ночью и слушала за окном рев градов, она написала, что мои политические взгляды "unfathomable" и она не знает, как со мной разговаривать. неделю до этого она шкерилась от меня, и я думала, что либо мои дразнилки зашли слишком далеко даже для нее, либо что-то у нее такое случилось, но она не хотела говорить.
к вещам которые меня постоянно удивляют, также относятся люди, пытающиеся убедить меня в неправильности моих """"политических взглядом"""" и в том, что я не знаю, кто обстреливает Донецк. А. не пыталась меня убедить, она просто ушла после моего "всего хорошего", честно сказав, что мои взгляды с ее совершенно не совпадают, а для нее это важно. ну, из Британии всяко виднее, как я должна относиться к Украине и Путину.
она видела меня и доводила меня до состояний, которые я не хочу помнить. я признавалась ей, захлебываясь слезами, что ночи в больнице были самыми тяжелыми, потому что там нет часов, и каждый раз, когда я открывала глаза, за окном было темно. как она сказала мне однажды, что меня любили так, как могли, но не так, как мне нужно. а она, влюбленная в меня до одури, делала это так, как мне было необходимо: душно и насильно, бессовестно, понимая меня до того хорошо, что я орала на нее заткнуться. я не показывала ей, что у меня за подушками, – она сама все знала.
она дала мне абсолютно все, чего я хотела.
она от меня отказалась и, как все, кто ушел ради себя, хочет вернуться.
я не знаю, что с тобой делать. дела-то какие: я выросла и обратно уже никого не беру.