Знаешь, я пришел к выводу, что больше не хочу искать. Мне не нужен никто. И вместо вот этого дыма на кухне, тебя с вискарем сидящего, её хочу. И я не о сексе. Руки ее маленькие гладить хочу, запах волос вдыхать, смотреть, как чай заваривает. Я хочу слышать ее голос, разговоры такие глубокие только с ней удавались. Она всегда понимала, всегда, ты бы знал! А сейчас, мы - "друзья". И это только моя вина, черт, почему ты не дал мне по лицу, чтобы я очнулся?!
Боже, сколько их было после её отъезда, я даже не помню. А убеждал себя и говорил: " это то, что нужно. Все серьёзно." Оправдывал себя, лишь бы конченным мудаком в собственных глазах не быть. Как же я жалок, трус. А еще харохорился, мол мужик, сильный, смелый! Да разве мужик вот так вот просто отпустит ту, которую любит? Да-да, не смотри так на меня, я люблю ее. Всегда любил, с самой первой встречи, с самого первого в пол опущенного взгляда, с самой первой прогулки, когда ясно стало, что "не друзья". Как же долго я врал себе, ей. А она, наивная, ждала и верила, в меня урода. Продолжала искать положительные черты во мне, а я отталкивал, потому что боялся, что вот оно - вот! И что теперь? В конечном итоге, всегда возвращаюсь к тому, что нет лучше нее. Как бы не старался забыть, с кем бы не спал, кому бы что не говорил. Надеюсь, ты это не вспомнишь, когда отрезвеешь, должно же быть у меня очередное оправдание.
Кажется, это уже автоматически, отрицать всю причастность к ней, врать всем и себе в первую очередь: "вы что, дружба и ничего больше". Дружба? Да я имя ее спокойно произнести не могу! Готов разорвать каждого, кто в неуместной форме что-то скажет или желать посмеет. Я помню каждый её взгляд, наполненный страхом и неприодолимым желанием быть ближе. Я помню даже дыхание, каждый вздох, слетавший с бледных губ, её дрожь, когда прикасался к ней. Она, словно мотылек - одно неверное движение - и все, сломается, улетит, исчезнет. Я так боялся ее потерять, но почему-то не признавал этого - и потерял…
А в последний раз, когда мы виделись, я стоял и смотрел на нее, как остолбенелый. Меня словно подменили: слова не проронил, только стоял и пялился, как закомплексованный семиклассник, на нее, статную, всем улыбающуюся, холодную. Подошла ко мне: "Столько времени прошло, какие новости?" И улыбнулась еще так, как будто не было между нами ни расстояний, ни предательств, ни ссор. Как раньше, когда она еще была рядом, со мной лежащая на кровати, засыпающая под очередной идиотский фильм, мною выбранный. Мне хотелось только одного: взять и украсть её ото всех в этом гребанном мире, затащить на диван и пересмотреть все эти фильмы, лишь бы понаблюдать, как она сопит и ёжится от холода, стаскивая с меня плед. Как же я хочу её. Мою родную, мою самую ласковую, понимающую, мою непопытно-неуклюжую.
Ты скажи мне, каким дибилом нужно быть, чтобы вот так взять и сдаться? Потерять человека, который верил в тебя больше всех?! Сам себя приговорил к вечным этим скитаниям, сам все разрушил. Бедная моя девочка, такой сильной оказалась - отпустила, а я так и не смог. Не могу, не хочу отпускать малейшее воспоминание о ней, малейшую возможность когда-нибудь снова увидеть ее, чтобы встретится с той самой, ничего уже не значащей, улыбкой. От себя тошно, жалко себя любимого, в жилетку тебе плачусь, давлюсь дешевым вискарем, чтобы все, что наболело, заглушить. Мужик, конечно, по-другому и не скажешь.
Опрокинув последнюю рюмку, встал, задвинул стул, пошатнувшись сказал мне: "Ну и мудак же ты, друг".