Пожалуй, я вряд ли смогу жить с этим человеком, думала Дзюнко. Почему? Потому что я вряд ли смогу проникнуть в его сердце.

Харуки Мураками. Пейзаж с утюгом

Он закрыл глаза и, ловя кожей белый свет луны, начал в одиночку танцевать. Глубоко вдохнул, затем выдохнул. Он не мог припомнить бодрой музыки, и стал танцевать под шорох травы, под течение облаков. Ему вдруг показалось, что кто-то за ним наблюдает. Он явственно ощутил на себе чей-то взгляд. И его тело, и кожа, и кости его чувствовали этот взгляд, но ему было все равно. Кто бы он ни был. Хочет смотреть – пусть смотрит. Все божьи дети могут танцевать.
Он ступил ногой на землю, изящно повел руками, каждое его движение вызывало следующее и ритмично переходило в очередное. Тело вычерчивало разные фигуры, и в каждой присутствовал стиль, его вариации, экспромт. С изнанки ритма был другой ритм, а между ними – невидимый третий. Шаг за шагом он смог разглядеть все их витиеватые переплетения. В лесу, как на картинке-обманке, прятались различные животные, среди них – и прежде невиданные страшные хищники. Он скоро минует этот лес. Но страха при этом нет. Еще бы – этот лес в нем самом. Лес, который он взращивал в себе сам. И сам в себе он держал зверей.
Сколько он танцевал, Ёсия не помнил. По-видимому – долго. Он танцевал, пока весь не взмок. А потом вдруг ощутил себя на самом дне земли, по которой ступал уверенным шагом. Там раздавался зловещий рокот глубокого мрака, струился неведомый поток человеческих желаний, копошились скользкие насекомые. Логово землетрясения, превратившего город в руины. И это – всего лишь одно из движений Земли. Ёсия перестал танцевать, отдышался и посмотрел под ноги – словно заглянул в бездонную расселину.

Харуки Мураками. Все божьи дети могут танцевать