Я помню, как он приходил ко мне злой, уставший и измотанный. Я усаживала его за стол, наливала кружку чая, угощала чем-то вкусным, хотя прекрасно понимала, что пришел он совсем не за этим. Он целовал мои губы, шею и теплый живот. Мне кажется, я растворялась. Становилось страшно, когда взгляд его умещал в себе что-то звериное и в то же время нежное. Он держался уверенно, а у меня дрожали колени. Мне до боли нравилось слушать его сказки. Нет, они не были о драконах и весне. Это даже сказками тяжело назвать.. — пустое вранье обо всем на свете, что селило в моем сердце искру, к которой он периодически подбрасывал угольки и сухие ветки деревьев. Немаловажное умение, кстати, — разжигать огонь. Тяжело сосчитать, сколько кружек чая он выпил, сколько отпечатков оставил на моей шее, сколько отпечатков оставил на чьей-то еще.. Вот только из его кружки никто никогда не пил, да что уж там, даже за стол не садился, я не говорю о пожаре в сердце, который уже не нуждался в дровах, а лишь молил о ведре холодной воды. Шло время. Вранье стало совершенной обыденностью. Все касания были четко отрепетированы на милых девушках. Я по-прежнему помню их имена, только они моего не знают. Я наливала почти холодный чай, а иногда говорила, что заварка и вовсе кончилась — "перезвони". При виде его глаз к горлу подступал комок рвоты, а руки стали похожи на сгнившие палки где-то под влажными листьями в чаще грязно-зеленого леса. Он все-таки пытался разжечь хотя бы маленький костеришко, но угли стлели. — Как ты проводишь свои дни? — спустя пару лет спрашиваю я. — Каждый день — день сурка. Однако по выходным я хожу в кинотеатры и музеи. Иногда к шлюхам. —Это немного тоскливо.