17 июля 1918 год
В 1 час 30 минут ночи с 16 на 17 июля к дому Ипатьева в Екатеринбурге прибыл грузовик для перевозки трупов, опоздавший на полтора часа. После этого был разбужен врач Боткин, которому сообщили о необходимости всем жильцам срочно перейти вниз в связи с тревожной ситуацией в городе и опасностью оставаться на верхнем этаже. На сборы ушло примерно 30 - 40 минут.
Семеро членов семьи, проживавших в доме (Николай Романов, жена - Александра Федоровна и их дети: Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, Алексей), а также медик Боткин, повар Харитонов, горничная Демидова и камердинер Трупп перешли в полуподвальную комнату. Николай нес Алексея на руках, так как он не мог ходить. Юрковский зачитал приговор. Николай успел спросить: "Что?".
Началась беспорядочная стрельба.
Раздался крик Анастасии. Глухим голосом спросил Боткин: "Так нас никуда не повезут?". Слышно, как лязгают рикошетом пули от каменных столбов, летит известковая пыль. В комнате ничего не видно из-за дыма — стрельба идет уже по еле видным падающим силуэтам в правом углу. Юрковский просит остановить стрельбу.
Шатаясь, поднимается горничная: "Меня Бог спас." Двое подходят к ней и прикалывают штыками, так как патрон не осталось.
От ее крика застонал раненный Алексей - он лежит на стуле. К нему подходит Юрковский и запускает оставшиеся 3 пули из своего "маузера". Парень затих и сполз на пол к ногам отца.
Николай был весь изрешечен пулями и мертв. Живыми оставались Анастасия и Татьяна - их добил штыком Ермаков: теперь все мертвы.
Солдаты грузят 11 трупов в машину и идут мыть полы в комнате. Ермаков садится к шоферу, в кузов залезают несколько человек из охраны с винтовками. Машина трогается с места, выезжает за дощатые ворота внешнего забора, поворачивает направо и по Вознесенскому переулку через спящий город везет останки Романовых за город.
Династии Романовых пришел конец.
Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.
Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.
Хорошо - что никого,
Хорошо - что ничего,
Так черно и так мертво,
Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.