Двадцать третьего числа ей сказали, что жизнь не имеет смысла, а счета продолжают расти. В этом ноябре было слишком много дней, чтобы выбрать один из них и заплатить за свет. В этой жизни было слишком много шансов пойти к врачу, чтобы воспользоваться самым лучшим из них. Потому что она думала, что завтрашний день будет лучше, но этого не происходило. Гора неиспользованных возможностей росла вместе со счетами. С каждым днем все больше и больше.
Сэйдж Сэверо жила на втором этаже высотки в центре Дублина. Совокупность этих факторов давала ей возможность просыпаться вместе с кофейней уровнем ниже, завтракать бесплатными булочками оттуда и смотреть на посетителей, забегающих буквально на минутку – за чашкой эспрессо и обратно – в серые, монолитные здания без радужных перспектив на счастливую старость. Просыпаться и засыпать по заведенному порядку было для нее почти непостижимым искусством, но Сэйдж чудом удавалось это делать. Однако вы попробуйте спросить ее, как это возможно, - и в ответ мисс Сэверо бросит вам в лицо, в лучшем случае, ругательство, в худшем – нож для писем. За что? Да она и сама не знает. Для нее это просто как дышать. И все тут – тема закрыта.
***
Когда утренняя трапеза остается позади, Сэйдж бережно одевает свое хрупкое тело в белое пальто с пуговицами цвета слоновой кости, кутает шею в шарф, пахнущий малиной (и оттенком с ней не различавшийся). Смотрится в зеркало – у нее всегда были такие длинные темные волосы? А зеленые глаза всегда были такими тусклыми? Нет? Значит, сегодня обязательно произойдет что-то из ряда вон выходящее.
В коридоре у лифта Сэйдж едва не сбивает с ног школьник. Он просто опаздывает на занятия. Сэйдж Сэверо тоже опаздывает. Не знает, куда, но уверена, что не успеет.
- Все куда-то опаздывают, - сказала как-то ее бабушка.
- И то верно, - шепнула Сэйдж.
Попрощаться с ней она так и не успела – на следующий день Тэрри Сэверо собрала вещи, продала дом и улетела в Париж. Никто точно не знал, зачем. То ли ее очаровали вино и мистер Севилье, то ли буклет туристической фирмы, что открылась за углом.
***
В девять утра машина Сэйдж застревает в пробке. Опыт и хорошее зрение подсказывают, что это надолго. Сэйдж закрывает глаза и вспоминает, где была в прошлое воскресенье. Это было чуть больше недели назад, но воспоминания о хороших днях всегда стираются быстрее.
…Она просто вышла из редакции и отправилась домой. Не туда, где она просыпается семь дней в неделю, а туда, где застыло и разбилось ее сердце – в дом матери, Иззи. У последней всегда было странное представление о жизни. Уровень самоизоляции, пожалуй, не зашкаливал, но был на высоте. В свое время это дало Сэйдж чувство свободы и незавершенности. Незавершенности самой себя.
Сейчас в этой квартире только мать и живет. Но даже та предпочитает на выходные сбегать из города на природу. В такие дни Сэйдж Сэверо срывается и едет в абсолютно бездушные и пустые сто шестьдесят квадратных метров. Там у нее есть своя кружка, кресло у двери и книга Сэлинджера, к которой мисс Сэверо всегда возвращается. Честно говоря, это единственное, к чему она вообще возвращается.
В семнадцать лет Сэйдж не сбегала из школы, не покупала картины, не искала приключений. В семнадцать она мечтала променять кровать в больнице для душевнобольных на день в шумном городе. Со временем она поняла, что ошиблась. Никогда еще так четыре белые стены не были так притягательны, как во все последующие воскресения в ее жизни. И только образ Холдена Колфилда и его сакрального вопроса об утках скрашивал одиночество и уменьшал желание выйти в окно.
Через час, через одну выпитую чашку дешевого кофе, через один рассказ Сэйдж резко выпрямилась и поняла одну вещь: это уже слишком. Она всю жизнь прожила под опекой двух карьеристок, променявших семью на достижение личных целей. Сэйдж стала такой же. Ее это не терзало ни сколько, но осознание пришло впервые и внезапно. Оно слишком больно ударило.
Тем же вечером Сэйдж забрала свою чашку, книгу, поправила плед на кресле и закрыла дверь в этот дом навсегда…
В десять тридцать она выбирается из пробки и медленно шагает к большому зеркальному зданию. Наверное, пришло время.
***
В десять пятьдесят две Сэйдж выходит из здания, вытирая рукавом и без того сухие глаза. Просто, чтобы убедиться, что не пролито ни одной лишней слезинки. Бесполезная растрата сил, нервов и времени глазеющих прохожих.
***
В одиннадцать пятнадцать Сэйдж Сэверо покупает билет на паром.
***
Сэйдж двадцать восемь. Двадцать третьего числа этого ноября ей сказали, что у нее рак.
***
В одиннадцать сорок восемь Сэйдж прыгает в воду. Ее не спасут – это ясно как божий день.
Хоть счета перестанут расти.
