Вчера мы поругались. Это была сильная ссора, в процессе которой я поняла одну вещь: она просто неспособна побороть страх. Ей нужно кричать на меня не для того, чтобы я перестала это делать (мы обе знаем, что я не тупая). Ей нужно это, чтобы заглушить мысль в голове: «она режет себя. она боится боли и режет себя».
Честно говоря, я порядком подзадолбалась вставать на детский стульчик, чтобы дотянуться до ее мнения, и орать во всю мощь легких: «Дэйзи, черт тебя дери, я не перестала быть здравомыслящим человеком! Дэйз, я все еще здесь; дышу и гоняю кровь по организму. Дэйзи, услышь меня и пойми, что мне больно! »
Мне не нужны были нотации. Четырьмя часами ранее я сидела у себя в кухне и говорила Кэт обо всем, что происходит со мной. Я вывернула себя наизнанку и получила фидбэк на это, узнав еще больше боли, а после отведав, наконец, заботы.
Но ей страшно, она кричит. Я бы с радостью позволяла ей кричать на себя еще больше, если бы не знала, что сама завожусь с пол-оборота.
Так, мы грызлись, аки гиены, почти два часа.
А потом — «Я не хочу больше говорить».
И она правда ушла.
…Она ушла в 23:01. В 23:21 я запостила депрессивный стишок, где завуалированно молила ее не бросать меня. В 23:49 я вышла из ванной, чтобы взять вату и перекись. Вернулась в комнату, села на кровать, посчитала…
11 порезов из-за ее ухода.
одиннадцать попыток заставить себя перестать выть и почувствовать боль
Грейс, к концу недели ты сдохнешь от самоуничижения. Хватит, Грейс, хватит.
