- Она просто не принимает меня.
Я отвернулась к окну, чтобы больше не смотреть на фигуру в полосатой майке и синих джинсах, сверлящую меня беспокойным взглядом. В каждом не уложенном волоске и каждой складке на одежде угадывалось волнение.
«Мне плохо, больно и очень страшно. Если ты не придешь завтра – я сойду с ума»
Сообщение было отправлено через тринадцать минут после того, как я, дрожа от холода под струями горячей воды, осознала, что только что четырнадцать раз порезала ногу. И мне действительно было настолько страшно, чтобы потревожить ее далеко за полночь. Настолько страшно, чтобы поделиться с кем-то плодами собственного сокрушительного провала.
И ты отменила все дела. Ты пришла ко мне рано утром, в пончо и шляпе ковбоя. И принесла с собой большой пакет с едой, чтобы готовить на моей кухне здоровую еду и время от времени спрашивать: «Ну почему? Почему ты сейчас плачешь?»
Моя сила воли только что купила билеты на самолет малазийских авиалиний и отправилась вслед за Боингом-777. Это совершенно непростительно – сорваться так сильно, чтобы докатиться до сознательного селф-харма.
Твоя жизнь – это жизнь других людей. Ты зависишь от их действий, эмоций и просьб. Это не плохо, Грейс. Просто это – ты.
Боже-господи, отмотай пленку назад, сожги негативы и выброси память в урну! Это не я! Я должна быть сильной. Я должна защищать себя даже от себя самой. (в эту минуту стоит вспомнить сообщение Дэйзи: «Ты сама себе враг!» ;) Именно поэтому я обязана сделать все, чтобы срывов больше не было. Но они, словно в напоминание о том, что я не Дауни-младший, возвращаются. Они всегда приходят, чтобы напомнить, что я слаба.
Знаешь, я помню Грейс много лет назад. Давно, очень давно она не боялась плакать на людях. Она очень много плакала, но не боялась показывать свои эмоции. Любые эмоции.
Я продолжала молчать, потому что той Грейс больше нет. Когда-то давно она решила, что быть слабой - стыдно. Что она одна, и больше в этом мире никто не обнимет ее, когда печаль ударит наотмашь. С тех пор я больше не переношу прикосновений, когда мне больно. С тех пор я вообще больше не переношу собственную боль. Это опухоль. Это орган, отторгаемый организмом. Мне нужно избавиться от него до того, как какой-нибудь уникум достанет свой скальпель и попросит меня закрыть глаза, чтобы не было страшно. Той Грейс больше нет.
Но я смогла найти успокоение; научилась жить с самой собой, даже когда хочется перерезать глотку отражению в зеркале. Ведь у нее такие красные глаза, она так устала от непринятия. Ей потребовалось столько лет, чтобы самой принять новую себя, свою защиту и свой порок. И еще полжизни уйдет на то, чтобы научить других жить с ней. Но у нее не хватит сил на каждого, кто пройдет через ее сердце. Так почему бы не взять в руки бритву, так любезно исполосовавшую ей ноги, и закончить начатое с лезвием у сонной артерии? Смерть за несколько секунд.
Раньше я часто хотела умереть. А сейчас… сейчас я хочу жить.
И я хочу жить. Ты представить себе не можешь, как я хочу жить, не думая о четырех лезвиях, так заманчиво предлагающих себя в обмен на боль, которая должна разбудить меня. Разбуди меня. Заставь меня понять, что у жизни есть свои минусы; заставь меня превращать их в плюсы. Заставь меня перестать плакать. Прошу тебя. Сделай это. Потому что только ты принимаешь меня. Потому что именно тебе я написала ночью, только что остановив кровь. Потому что сейчас ты стоишь в моей кухне и жаришь соевое мясо. Я ненавижу соевое мясо и люблю тебя. Заставь меня, потому что я верю только тебе.
- Она не принимает меня.
- А ты сама себя принимаешь?
