Знаешь, сегодня я убила тебя. Убила, вколов какую-то гадость в твои безумно тонкие руки.
Знаешь, это был сон, но это не имеет значение, ведь я все равно сделала это.
Знаешь, я не плакала во сне. Я смеялась. Это был истерический смех, который точно не понравился бы тебе.
Знаешь, сейчас я сижу, захлебываюсь слезами, снова и снова вспоминая твое обнаженное тело и твои стеклянные глаза, которые раньше всегда светились очень ярко.
Я знаю, что ты жива, но также я помню, что сидела около твоего тела и смеялась. Смеялась, кричала какие-то глупые, неважные слова. Я смеялась, лишь изредка позволяя срываться твоему имени с моих губ. Это выходило совершенно случайно, просто оно такое родное, такое привычное. Но оно срывалось с моих губ в совершенно необычной обстановке.
О, черт, скажи мне, как я могла убить тебя? Как могла дать тебе твою последнюю дозу? Как я раньше не хотела замечать твоего пристрастия к такой обыденной вещи для меня?
Я знаю, что сначала ты чувствовала боль. Все твое тело требует кайфа, который никак не может дойти до мозга. Потом идет слабость, истощение. Они текут по твоим таким прекрасным венам. И только потом приходит кайф.
Я помню, как снимала этот чертов жгут с твоего предплечья. Помню твои безумно маленькие зрачки и твою счастливую улыбку.
Ты всегда говорила мне, что я твой наркотик, но нет, это уже не так. Героин вытеснил меня из твоей жизни. А потом я убила тебя. Я. Убила. Тебя.
Я лишила тебя жизни, разрешив тебе твою последнюю дозу. Я лишила тебя жизни, потому что решила, что я Бог. Потому что решила, что могу вершить чужие судьбы. Просто потому что я захотела, чтобы в моей жизни ненадолго появилось чудо.
—
Я безумно боюсь причинить тебе хоть какую-то боль в реальной жизни. В той реальной жизни, в которой я не имею права лишний раз посмотреть на тебя, не почувствовав той ужасной вины, которая сковывает всю меня.
—
Я люблю тебя больше жизни. Но моя любовь такая неправильная к тебе, она испорчена ненавистью к себе, злобой к другим людям и страхом потерять тебя. Но я всегда буду любить тебя. Любить одновременно чистой и испорченной душой.