И все-таки, моя жизнь должна была измениться. Два года назад я думала, что вот оно – дно, дальше падать некуда, и все же держалась на плаву, все же боясь, что это не конец, близок гораздо худший исход. Я считала себя асоциальной, запущенной, нелюдимой, но при случае еще могла это опровергнуть. Так четко виднелась протоптанная поколениями тропа «школа-институт-работа-брак», такой глупой и несуразной казалась жизнь по другому сценарию, который принято осуждать. Но то, чего мы боимся или что ненавидим, привлекает нас. И неосознанно я шла к тому, что происходит сейчас.
Я не всегда была такой. Характер человека – это не то, что заложено генетически. Я была оптимистичным альтруистом, душой любой компании, верила в бога, не задумывалась о внешней оболочке, проявляя лишь внутреннюю себя. Возможно, это было правильно, возможно, так и нужно жить, чтобы быть счастливым. Но невообразимо трудно, невозможно сохранить в себе светлые качества, когда судьба швыряет тебя по дальним углам, и каждый прошедший мимо не брезгует плюнуть в душу. С этого и началась моя история.
Конечно, предпосылки были и раньше. Первый надлом случился в 2008 или 2009 - не буду врать, не помню, но помню лишь то, что это был високосный год. Есть поверье, что в такие года происходит бум преступности, волна самоубийств, автомобильных аварий, у психически больных случаются сильнейшие обострения. Словом то, что обычно составляет иную, жестокую сторону нашей жизни, приходит к нам в двойном размере, если в феврале 29 дней. Но что за ирония судьбы? Из всего населения моего небольшого города это случилось только со мной. Виновник давно сидит, а события того вечера давно стерлись из моей памяти. Я сама их стерла, такие вещи невыносимо помнить. И лишь одно воспоминание не выходит из головы. Со слезами на глазах я молилась богу, искренне веря в него, я взахлеб читала «Отче наш», и знаете что? Я не проснулась в своей постели, не побежала к маме, а она не сказала мне: «Это всего лишь страшный сон». Зло не было испепелено на месте. Он не помог. Помог случайно зашедший в подъезд пьяный бомж, испугавший храброго парня, который заламывал руки маленькой девочке. Вот и все. Я больше не верю в милосердие господня, и уж подавно в милосердие людей. Бог ненавидит меня? Что ж, тогда я буду ненавидеть его в десять раз сильнее.
Ненависть – вот то, что толкает народ на бунт. Ненависть – вот истинный двигатель общественных масс. Когда ты любишь, ты слеп, ибо не видишь никого, кроме объекта своей любви. Когда ты ненавидишь, ты тоже слеп, ибо не видишь никого кроме своего уязвленного эго. Люди чаще предпочитают первый путь. Я чаще предпочитаю второй. Любовь обманчива – ненависть честна. Не любовь заставляла меня взять себя в руки и бороться. (Однажды я написала пост с подобными тезисами на имиджборде, за что была осмеяна. «Бороться? Лежишь на диване и борешься?». И лишь сейчас я поняла, что нужно было ответить. Борьба – это не только крошить кулаками челюсти своих врагов. Борьба с самим собой может проходить и на диване, и на больничной койке, и на уроке физики, и не менее напряженно.) Ненависть заставляет жить и делать всем назло. Тебя обидели – мсти, тебя отвергли – ненавидь, и впредь не люби никого кроме себя. Эгоизм уберегает от ошибок. Конечно, есть и «обратная сторона луны». Люди с заниженной от горького опта и жизненных неудач самооценкой, став злыми, начинают ненавидеть еще и себя. И даже больше, чем кого бы то ни было. Я сама канула в эту пучину. И теперь я здесь. Я аморальна, цинична, равнодушна. Я не тот человек, что протянет нуждающемуся руку помощи. Я тот, что пройдет мимо, продолжая заниматься самокопанием.
Мне не везет с друзьями. Хотя я не требовательна к человеку, которого могу назвать «другом», и считаю, что сама довольно неплохой товарищ. Но еще один нерушимый столп, этот стереотип о том, что друг должен быть один и навсегда, разрушился, и продолжает опровергаться. Мы привыкли читать и смотреть фильмы о вечной дружбе, и огорчаемся, когда нас предает очередной такой «друг». Да, он поступил нехорошо, и дальнейшие взаимоотношения с ним будут зависеть лишь от нас, но это определенно не причина для написания трагедии. Временные друзья – тоже друзья. И если в какой-то период жизни вам было здорово вместе, а сейчас совсем наоборот, в конце концов, в любой момент можно порвать старые связи и завести новые, ознаменовав этим новый виток своей судьбы.
Подошла к концу и история с К. «То, что раньше отравляло мое существование - теперь для меня ничто» - сказала она. Это было немного обидно, и я расстраивалась даже минут около двадцати, но на самом деле была рада этим словам. Когда начинаешь новую жизнь, ни в коем случае нельзя тянуть за собой старые неразрешенные проблемы.
Я, наконец, стала человеком. Странно, чтобы полюбить свое тело, нужно было не похудеть, а наоборот поправиться, чтобы понять, что я не превратилась во что-то мерзкое и недостойное жить. Три недели я ела что хотела, а вчера мне сделали операцию, и это был последний шаг моего становления. Теперь худеть не нужно. Мои ноги стали ровными и волшебными. Могла ли я представить, что это возможно год или два назад? Перед дверями клиники мама сказала мне: «Ты волнуешься, как будто тебе пол будут менять». И в каком-то смысле она права. 90% худеющих девочек хотят стать тоненькими и хрупкими как модели или фарфоровые куклы. Я никогда не хотела быть такой, мне неприятно быть слабой. Когда я весила 46 (моя самая нижняя отметка), и не могла встать с кровати, чтобы сходить в уборную – я ненавидела себя. Я думала: «Неужели, если я хочу быть худой, нужно мучиться так всю жизнь?». Теперь я гордо могу показать средней палец той себе и всем, кто считает, что нет другого выхода кроме страданий. И вообще, средний палец нужно чаще показывать, это очень поднимает настроение.
Итак, мне никогда не нравились эти анорексички с фотографий, с огромной силиконовой грудью и длинными накладными ногтями. Мне всегда была непонятна и противна эстетика самоистязания и возведения голода в культ. Но свои бедра были мне противны гораздо больше. Что отличает парня от девушки, помимо основного полового признака? Помимо вторичных? Правильно, строение тела. Когда я набирала вес, то успокаивала себя, что буду сексуальна как Скарлетт Йохансон, забывая притом, что внутри Курт Кобейн. Мне нравятся женские формы, все девушки, что мне нравились, имели приятные изгибы, но я не смогла бы их иметь; самое худшее, что может случиться с мальчиком – родиться в теле девчонки. И все заверте… Я начала голодать, бегать, снова голодать, дошла до стадии, когда каждый знакомый не ленился мне напомнить, что я стала живым скелетом, но бедра, злорадно похихикивая, оставались на своих местах. Я готова была идти на все, лишь бы избавиться от них, даже отрезать кухонным ножом, что чуть ли не случилось, отдаться в рабство и съесть 100 живых котят. И во всей этой беготне я потеряла личность. От нее уходили килограммы, а на их месте не было ничего, кроме бескрайнего отчаянья. Я стала именно такой, какой не хотела быть: голодной девочкой с печальными глазами, и мыслью «только бы дотянуть до следующего утра». Моей силой воли восхищались – мне же самой это было в тягость, каждая микропора и клетки кричали этим людям: «ПЕРЕСТАНЬТЕ, ЭТО НЕ Я!», но рот мог лишь натянуть улыбку и пролепетать невнятное «спасибо».
Вылезти из этой кабалы было сложно. Нужно было ни больше, ни меньше, а пропустить треть учебного года. Я начала есть, достала из шкафа старые широкие джинсы и толстовки, отрастила брови и обстригла ногти. Я перестала стесняться себя и бояться всего. Чем бы там ни обернулась эта история с К., но я почти трахнула ее! Почти. Но все знают, что хорошим парням не дают, а это значит лишь то, что я могла бы быть хорошим парнем.
Я вернусь в школу.