Если ты чувствуешь, что угасаешь, танцуй.
В прозрачном одеянии у неё были слишком тонкие руки. Такие даже трогать не хотелось, чтобы не выставили счет за неаккуратное обращение. А трогать приходилось. И ломать приходилось. Стебли растения зачастую срезают, чтобы оно росло выше. Такое вот оправдание для себя — кармическая воронка.
Стоило ли говорить о нравственности, когда она позволила себе так одеться? Мне не хотелось ее трогать, правда.
Я хотел спать или хотя бы держать глаза закрытыми. А приходилось смотреть и запоминать каждое движение тонких бровей, ползущих вверх — для коллекции. Её грация не была уникальна и даже скорее тривиальна, но раз уж взялся, то доводи до конца.
Она двигалась немного нелепо, но мерцающий свет скрывал этот недостаток своей оборванностью.
—Еще одну? — спрашиваю, наклоняюсь к уху.
Она кивает и улыбается. Взгляд как у кошки, улыбка как у ребенка. Такая контрастность — единственное, что может обратить на себя внимание. Ну, кроме прозрачной кофты.
—Скажи, какое самое твое большое желание сейчас? — когда она делает затяжку.
—Не проснуться сейчас, — отвечает.
Мне тоже иногда не хочется просыпаться, говорю я ей. Потому что бодрствовать оказывается иногда слишком противно.
—Нет, ты не понял, — смеется, — я не хочу сейчас проснуться, потому что если это произойдет, то все произошедшее за последние дни, окажется сном. А я мне было так хорошо!
Я не знаю, что произошло за ее последние дни. В своих днях я пил вино и уходил в пьяное забытие, а потом вырубался где-то или в ком-то, потому что только так я мог побороть бессонницу.
В этот момент я начинаю ее ненавидеть и хватаю ее тонкие руки. Я надеялся услышать хруст, или хотя бы увидеть её искаженное лицо, но она лишь хватает меня в ответ и притягивает к себе.
Я всегда танцую, когда чувствую, что силы на исходе. Я надеюсь достигнуть такого момента, чтобы упасть на землю и больше не вставать. Но, мне кажется, я могу танцевать вечность. И именно в такие моменты я чувствую, что Бог любит меня.
Рэйв никогда не бывает лишним.