***

В твои шестнадцать - ты можешь ещё улыбаться,
мечтать, учиться, влюбляться… И верить в розового слона.
К чему-то стремиться, пытаться, уверено спотыкаться…
Милая, в твои-то шестнадцать - ты можешь быть счастьем больна.

А ты такая, как будто тебя жизнь потаскала.
поносила, повыжимала, ноги об тебя вытирала…
Ты такая мёртвая изнутри.
Ты такая, как будто бывала
и в аду, и ниже ада. И в раю, и выше рая.
Только не догори.

Ты пишешь стихи лишь о боли и муках,
о грешных и невинных суках. Слышишь странные левые звуки.
Ты даже пугаешь меня (там. на дне).
У тебя часто трясутся руки.
Ты куришь или что-то пьешь покрепче самбуки?
Я забыла. Ты вовсе не видишь смысл в рюмке.
И траву ты не куришь, нет.

Так почему ты настолько чужая
всем тем, кто тебя окружает:
родным, друзьям, знакомым… "Не знаю "
Ты даже чужая мне.
Говоришь, что люди тебя убивают,
часто к собачим чертям забывают.
Но ведь всё, что нас убивает, делает нас сильнее.

Ждешь холодную зиму, чтобы погреться.
Укутаться в плед, замуровать сердце.
Встретить 17-летие и с кем-то спеться,
ибо ты без песен - не ты.
Дома в наглую отсидеться, душой наголо раздеться,
обнимать книги… Молиться, чтобы можно было жить.

В твои шестнадцать - ты могла бы ещё быть ребёнком,
в волосах носить заколки, и кричать голосом звонким,
а не грубостью (как это делаешь ты).
Говоришь, твои раны не замазать зеленкой
(чаще всего они от людей и от пленки).
Но веришь, что тебе поможет иконка.
Как жаль, милая, что ты у меня внутри.

Зоряна Макаренко