Шел дождь. Я шел домой. Каждое свое действие доводил до автоматизма.
Ботинки были испачканы грязью, руки были испачканы собственными слезами, мысли были испачканы собственной похотью. В ладонях вырисовывались более десяти видных и не очень линий. И каждая линия- дорога. И ты до последнего не знаешь, куда приведет тебя твоя линия. Все настолько упрощенно, что ты просто делаешь. Я иду домой и довожу себя до мысли, которая напоминает мне обрыв. После этой мысли ничего нет, за ней пропасть, а может, пустота, а может, рай.
А я не был в раю, не могу утверждать ничего. Эта мысль смогла уложиться в три слова, в измятом по неосторожности письме, которое я так трепетно нес на почту. Но вся наша жизнь есть неосторожность, а ошибки на то и ошибки, чтобы ты наконец -то довел свою жизнь до автоматизма. Чтобы ты шел не спотыкаясь к себе домой и даже не думал, на каком перекрестке тебе налево. Чтобы ты полюбил того человека, и не думал, что завтра он уйдет от тебя и выбросит к хуям твои письма. Чтобы ты наконец-то научился жрать с закрытым ртом и перестал давиться и задыхаться, кашлять и краснеть от стыда перед своей подружкой, выбегая в соседнюю комнату. Чтобы понял, что одному тебе некуда идти и не к кому, и все, что есть у тебя - это люди.
И все, что мы делаем- мы пытаемся довести до совершенства. До конечного результата. Давайте хоть на этот раз сделаем все правильно. И всю жизнь ты только этим и занимаешься, делаешь себя лучше, ищешь смысл, разбираешься со своим дерьмом, смываешь его с себя, нужно же больше не вляпаться.
А когда ты постареешь и научишься этой гребанной жизни, научишься жрать с закрытым ртом, не совать руки в огонь, не облизовать зимой металлические столбы и не вестись на халяву, ты станешь восхитительным, чувак. Но жить тебе, старому куску дерьма, больше будет незачем.