Его взгляд забегал из стороны в сторону, а она, закусив губу, с безмолвной тяжестью на сердце замерла, не в силах даже вздохнуть от облегчения или же, наоборот, великой горечи. Секунды начали растягиваться в длительные минуты, а ей казалось, что между ними проноситься целая вечность, которую так часто бессмертные именовали своей жизнью, при этом совершенно не подозревая, что бесконечное время на самом деле являет собой всего лишь жалкое существование - не более. Он все молчал. Молчал и, кажется, был настолько потрясен произнесенными ею словами, из-за чего она никак не могла найти себе места. Хотелось убежать, чтобы до конца своих дней надеятся на то, что она все-таки сможет забыть об этом, но в то же время все её существо презирало подобную дерзость, при этом отчаянно желающее встретиться лицом к лицу с жестокой действительностью - услышать из его уст ответ на эти слова, которые бы любой другой свидетель посчитал чем угодно, начиная от измены своей расе, и заканчивая смертным приговором, но только не криком души. А как считал он? Боже, как же ей хотелось сейчас услышать его ответ, а не с бешенно колотящимся сердцем смотреть на безмолвное выражение лица, эмоции на котором были совершенно непредсказуемы для того, чтобы передать их. Как же хотелось заставить себя, наконец, набрать в легкие чуть больше воздуха, при этом раз и навсегда отбросив мысль о том, что она просто напросто может сейчас задохнуться - то ли от нехватки кислорода, то ли от царившего около них напряжения. В её глазах даже слезы застыли, принявшие образ слабой поблескивающей пелены, застилающей яркий голубой цвет обладательницы. Она чувствовала, что если эта бесконечная пауза протянется ещё немного, то девушка будет просто не в силах совладать со своими нервами и, либо разрыдается прямо на месте, выкрикивая какие-то гневные речи в его адрес, либо поступит как бестыжая трусиха и выбежит из комнаты, не говоря ему ни слова. Но, к счастью или сожалению, София не успела сделать ни того, ни другого, поскольку невольно для самой себя услышала… Услышала свое имя.
Оно слетело с его уст, как что-то нежное, заботливое и такое, отчего дух могло бы перевести, вот только сказано это было так, словно он обращался к какому-то раненному животному, прежде, чем нанести ему смертельный удар. Именно поэтому внутри у неё что-то судорожно сжалось. Именно поэтому она невольно захотела отступить на один шаг, уже примерно догадывающаяся к чему поведет начинайвшийся разговор, но до сих пор не принимающая этого всерьез…
- Миледи, вы переволновались из-за грядущего…, - комок в горле привратился в огромную глыбу, без зазрения совести свалившуюся на сердце, при этом где-то поранившую его ткань. Она глупо всхлипнула, пытаясь проглотить слезы, которые все-таки на короткий момент прыснули из её глаз, но все ещё отчаянно сохраняла равновесие, хотя ноги её чуть подкосились, готовые в любую минуту ненужным грузом рухнуть на пол. Это и был смертельный удар - невероятной силы, огромной мощи, и, несомненно, причинияющий самую жуткую боль. Как говорилось в одном произведении, которое София когда-то прочитала: "моральный удар может бить гораздо сильнее физического" - и теперь ей на собственном опыте пришлось убедиться в этом. Ей вдруг стало очень стыдно, и этот позор мелкими противными шупальцами начал распространяться по её коже - она вдруг почувствовала себя совершенно голой перед Робертом, только, отнюдь, обнажила она далеко не свое тело… Она открыла свою душу. Именно поэтому, наверное, его отказ прозвучал намного более грубо и ударил сильнее, чем нежели было бы в другой ситуации. Почему отказ? А как воспринять это иначе? Он не хотел обидеть её, да… - Простите, я…, - она не слышала. Просто смотрела на него, открывала для себя что-то новое и теперь, чувствуя себя невероятно униженной, оскорбленной и самой одинокой на свете, девушка позволила ещё парам капелек слез скатиться из глаз, в тот момент, как громкий вдох позволил ей на одно короткое мгновение напомнить о том, что она все ещё жива и все происходящее реально. Реально и то, что Роберт даже сейчас пытается заботиться о ней. Заботиться, как друг, как верный слуга, потому что его его долг, его обязанность. И сейчас, глядя на её разбивающееся сердечко, он вновь пытался помочь ей - помочь ей, не смотря на то, что сам же чувствовал себя виноватым, - Вы разобьете мое сердце, если останетесь здесь. Слишком опасно… , - разобьет сердце? Разобьет сердце?! Девушка резко вдохнула, отводя взгляд в сторону, пытаясь загнать обратно все слезы, так и норовящие выскользнуть из глаз. И пускай она не видела всей той реальности, которая на самом деле была между ними двоими, пускай не понимала истинный смысл его слов, она все равно была подавлена. До этого пытающаяся внушить себе, что, возможно, у неё есть шанс на ответные чувства, сейчас, кажется, она начинала терять даже слабую надежду на это. Взгляд её уперся в темную стену, на которой легкими подрагивающими тенями отражались их вытянутые силуэты, но она явно была не в силах повернуться к нему - посмотреть ему в глаза. Потому что не могла видеть эту преданность, это сочувствие - юноше, видимо, было жаль её. Жаль из-за того, что она его полюбила, и именно поэтому он как-то пытался помочь ей. Какая чушь. Она невольно отвернулась, направившись обратно к своей кровати, будто бы наяву ощущающая дыру, которая начала распространяться в том месте, где должно было быть сердце. Пускай многие бы подумали, что девушка слишком все накручивала, но… Черт возьми, как же это реально было! Как же реально он выражал ей свою жалость, как же потрясающе пытался смягчить свой удар, даже на короткое мгновение не позволив ей подумать о том, что её чувства могут быть взаимны. Какая дерзость! В этом мире подобные союзы запрещены - может быть, именно поэтому сейчас он, вместо осуждения, просто жалеет её, понимания, что девчонка просто так накрутила себе ненужные эмоции? Может быть. Вот только рана на сердце никуда не уходила, а слезы начали идти чуть быстрее, теперь, когда Роберт не мог видеть её лица… Девушка только спустя пару мгновений поняла, что ему нужно было дать какой-то ответ - он ждет. Какой?…, - Я буду в безопасности… Прости, но тебе лучше уйти…, - голос её дрогнул на последней фразе - она с трудом вымолвила эти слова, держа свои эмоции под контролем и до этого момента пытающаяся не расплакаться прямо в его присутствии. Ей было неимоверно жаль себя - эгоистичное ощущение, и потому слишком горькое, поскольку им нельзя было поделиться с окружающими. Стыд никуда не прошел - наоборот, даже стоя к Роберту спиной, она все ещё чувствовала себя униженной. И не потому что открыла ему свои чувства - а потому что позволила своей слабой стороне взять верх над собой, продемонстрировав перед ним всю свою самую худшую часть. Перед кем угодно, но только не перед ним. Всегда стремящаяся выглядеть для Роберта уверенной и сильной духом, сейчас она самым примитивным и наглым образом сломалась…

София Доун