Она сидела молча уже часов 8. Ей не хотелось никого видеть, никого слышать. Ей хотелось только не терять больше никого. В каждом метре была реминисценция его.
Его Потрошитель сидел в соседней комнате и писал что-то, нервно дергаясь и изредка всхлипывая так, словно действительно страдал. Как же тогда было важно изобразить сочувствие, понимание и… раскаяние. За эту роль он точно получил бы оскар.
Она сидела, сомтря в потолок, сжимая в руках подушку с силой равной силе, разве что, силе человеческой воли. Она сидела, не думая ни о чем. Просто понимание добра и зла стерлись. Потерялся горизонт. Все казалось пустым и бессмысленным. Вовсе не потому, что это была единственная потеря. Он был уже третьим существом, которое умирало, после прожитых вместе лет. Умирало у нее на глазах, задыхаясь и громко крича от боли. А она… Она была не в силах что-то исправить. Он замолчал. Только тогда, когда он лежал с открытыми, слезящимися глазами, она поняла насколько он был беззащитен и невинен. Она увидела белую дымку над его телом, на мгновение дымка замерла и исчезла. Уже ничего нельзя исправить. "Уже".
Прошло пару часов, она сжимала зубами свою руку. чтобы не заорать от боли, боли, которая была сильнее снимания скальпа раз в 10. Душевной. Никогда человек не смог бы ощущать подобную боль от потери его подобия. Она залилась слезами, на лице засохла растекшаяся тушь. Лицо стянуло от льющихся струй. Она закрыла глаза.
Перед взором открывается новая картина. Картина, никогда не представлявшаяся ранее. Потрошитель лежит в луже крови, беззащитный, никчемный, жалкий, достойный уже далеко не восхищения, а только насмешек. Ей снесло голову от наслаждения. От наслаждения лицезреть эту картину маслом.
Она открывает глаза, словно одергиваясь в мгновение, встает и замирает. Мысли, неостановимым потоком лезут ей в голову. Она хотела сделать это так, чтобы это выглядело холодяще-красиво и завораживающе. Ей было не важно то наказание, которое она обязывалась получить после убийства. Она продумывала все, до мельчайших подробностей. Каждый миллиметр его кожи, который будет через несколько минут поврежден. Она просчитывала все, до мельчайших вещей, до каждого вздоха, который ему оставалось совершить.
Потрошитель сидел на кухне, он доверялся ей. она- единственное, что никогда бы его не смогло придать. По его мнению. Он расслабленный, после пролетевших мимо убийств, после пролитых ею слез, прошедшего испуга. Его томный взгляд пал на руки. Он подошел к чугунной раковине, хладнокровно поместив руки под кран. Помыл их со средством для мытья посуды. Сел. Включил Пинк Флойд. Успокоился. Опустил плечи. Он не был похож на серийного убийцу теперь. Разве что на сгорбившегося старика, потрепанного жизнью. Его взгляд был подобен взгляду модели с обложки "Вог". Такой же опустошенный и стеклянный. Он раздумывал о покупке новой куклы.
Она решительно направилась в сторону ванны. Где-то на верней полке лежали, хорошо прорекламированные, лезвия "Ghillette ". Она отделила одно от всей стопочки. Сняла бумагу, которая его оборачивала. Спрятала лезвие в карман. Повернулась в сторону аптечки, вытащив оттуда Нитразепам, отделила 30 таблеток себе в горсть. Пошла к себе в комнату, взяла простынь, на которой они спали и, подобно трусливому лавеласу, свернула её в рулет. Решительно направилась на кухну, где он сидел.
Она видела его живым в последний раз. Она спрашивает: "ты любишь меня?". Ответа не следует. Она вновь:" Ты готов доверить мне себя?". Но он по прежнему молчит и не шевелится. Она истерично: " Ты, твоюмать, дорожишь мной?". "да"-едва слышно в ответ. Она берет в руки простынь. Укрывает ей его. На мгновение ей показалось, что она не в силах его убить. Но это было не так. Она показывает ему таблетки. Он, ничего не говоря, забирает их у нее и проглатывает почти сразу. она может уже ничего не делать. Но в ней кипит ненависть. Она резко рвет простынь и заматывает ей его шею. Чуть ниче этой простыни она делает отверстие лезвие, заливая в это отверстие acide azotique. Она расчитала все до миллиметра же, верно? Он не умирает. Он сидит, словно просто смотрит телевизор. Он доверяет ей. Она шепчет ему на ухо, что любит. Но зачем? она привязывает простынь к ручке холодильника, затем на шею, и на детскую машинку. Она вырезает ему отверстия в щеках, оттуда течет не только кровь, но и еще его продукция слюнных желёз. Слюни дьявола. она убирает со стола все острые предметы, все, чем он мог бы облегчить себе жизнь. И просто уходит в другую комнату. Её малолетний племянник, увидев свою машинку, садится на нее, но ему не удается ехать. его ножки еще слишком слабые Он зовет её "нанни, нанни". Она делает вид, что не слышит. Он по прежнему изо всех сил пытается уехать. Наконец, ему это удается. Зэ энд.