"…его называли крысоедом, но уже никто не помнит почему, хотя им всем всего-навсего по 8 лет. Крысоед бежал с улыбкой от уха до уха на встречу восходу, глаза слегка слезились от ветра, бьющего в лицо, который поднимался вверх и расчесывал густые темные волосы. За глазами небыло мысли, за глазами небыло ничего. Он не чувствовал ни стыда, ни совести, ни любви, ни жалости. Он чувствовал один лишь только молоточек в своей голове, который назойливо стучал: "бежать! бежать!". И он бежал.
Все случилось сегодня утром. Крысоед с детства страдал какой-то формой алекситимии и абсолютно не испытывал чувств. Никаких и ни к чему. И вот, этим утром, когда он спокойно завтракал, в голове что-то щелкнуло. Его лицо озарилось улыбкой, настолько искренней, что родители даже ахнули от удивления, но радость их была не долгой. В голове мальчика, будто бы разбилось матовое стекло, громко и в дребезги. И будто бы ему открылась суть его бытия: нужно сейчас же встать из-за стола и бежать. Так он и сделал. Опрокинув тарелку с уже остывшим молоком, он помчался к выходу, натянул кросовки и бросился бежать, ничего никому не обьясняя. Родители, было, кинулись за ним, но Крысоед махнул им рукой, будто бы говоря, что все хорошо.
Как гром среди ясного неба. Крысоед бросился на встречу… чему? Он не знал. Но в первые в жизни, у него была цель - бежать! И впервые в жизни он чувствовал страсть. Не страсть к бегу, не к цели, к которой он бежал. Это было всепоглощающее, черное, пьенящее чувство, которого было все больше и больше, но оно все равно не могло насытить Крысоеда, и эта жажда, в своем парадоксе, пьянила его. Он чувствовал ветер, как никогда, сопротивление ветра, который все сильнее и сильнее дул ему в лицо, пытался остановить. Маленький молоточек в его голове, будты бы ударял по внезапно появившемуся металлофону, хаотично, безо всякой мелодии, но мальчишка впервые слышал эти звуки. Глухой, низкий звук - ему надо остановится, здесь что-то неладное. Высокий, звенящий щебет - нет, ему надо продолжать, ведь каждый шаг, каждое чувство сцепления с землей - более чем прекрасно. Стыд, страх, возбуждение, озарение, счастье. Он испытывал в перемешку все эти чувства сразу… Пластин в инструменте было несчетное множество, и каждый раз Крысоед чуть-чуть менялся в лице, все еще не останавливаясь.
Он бежал по широкой дороге, на встречу восходящему солнцу, пот лился по его усталому лицу, но он не сбавлял темпа, он чувствовал, что как только остановится, все исчезнет. Исчезнет молоточек в его маленькой детской голове, перестанут невесть откуда появляться эти звуки, инструмент исчезнет, а все вокруг снова затянется матовым стеклом. Ну уж нет.
Гудок. Громкий и настойчивый. Где-то впереди. Лицо Крысоеда снова озаряется широкой улыбкой, еще шире, чем раньше. Он понимает, что это кульминция, это развязка всего непонятного хаоса, который творится в его голове. Спустя некоторое время, он понял зачем бежал - бежал к этому гудку.
БАМ. На радиаторной решетке дальнобойного грузовика остается размазанный труп мальчика, лицо которого было повернуто в сторону, куда должно было зайти солнце этим вечером. Руки распростерты, будто обнимая огромный грузовик, лицо разбито, несколько ребер торчат из его спины, рот раскрыт в радостном изумлении, а до этого стеклянные глаза впервые искрились неописуемой радостью бытия.
Крысоед был счастлив, как никогда. Это был последний, но самый счастливый день в его жизни.