Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, - мы знаем. Мы понимаем. И все равно - грудью на тернии. Так будет всегда.
Птица с шипом терновника в груди повинуется неприложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет ее кинуться на острие и умереть с песней. В тот миг, когда шип пронзает ей сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поет, поет до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвется дыхание. Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, - мы знаем. Мы понимаем. И все равно - грудью на тернии. Так будет всегда.
