Понедельник начинался с моих обыденных «Здравствуйте», «Доброе утро», «Хорошего дня» и на всякий случай «Спокойной ночи. Когда я спускался по лестничной площадке своего корпуса, меня первые за мои тщетные и алкогольные 10 лет охватила холодная лихорадка. Я открыл ящик с позолоченной гравировкой в виде цифр четыре и три. Сорок три.
Никто, включая маму, живущую на тот весьма странный для меня период в Мадриде, не присылал мне писем и телеграмм.
Меня зовут Кенни, и у меня есть своя особенность: я очень люблю тоскливые и непошлые легенды о пианистах, Эдриана Броуди и стихийную меланхолию. Потрясающе, на мой взгляд, видеть, как окружающая твоя среда поет панихиду, играет Лунную Сонату Бетховена. Меня зовут Кенни, и я очень хреновый любовник.
«Возьми и ничего не бойся, это всего лишь кусок чертовой бумаги», - решил я.
Кто бы мог подумать, что в меня в этот момент броско и запредельно мощно воткнется стая колючих и ядовитых иголок.
В утреннем письме я прочитал не самое долгое «Кенни, я беспокоюсь. С любовью, София».
Такие снобы, подобные мне, словно питаются кармой таких праведников, как София. Я всегда ощущал дикую агонию совести при ее очередных переживаниях и приходящей аллегории скорби.
С любовью – звучит очень обнадеживающе. Что же ты делаешь, мое отражение?
Ведущие психологи на местном телеканале утверждали, что наилучшее средство от меланхоличного и апатичного ненастья – тишина. Прошлой ночью я мог смело опровергнуть сей абсурдный бред. Что может быть хуже тишины, изоляционного комнатного вакуума и тиканья собственных же часов с кукушкой? Наверное, только появление Софии. В ней были переплетены все нити простоты, невинности и вся эстетика человечности, что было просто невероятным пейзажем для моих чресел.
Поднявшись с постели утром, я мгновенно собрался для прогулки по местному перрону. Вообще, ничего особенного делать не нужно, чтобы очутиться утром мной. Плотный завтрак, чистка зубов, полоскание полости рта, не самый педантичный вид моей выходной одежды – все это указывало на утреннего Кенни.
Мы с Софией с детства любили уходящие со своих точек поезда. Наверное, это нам и придало максимальную близость. Эти светлые скоростные электрички с синими полосами напоминали жизненную фортуну и белую полосу: сначала они отправлялись в одном направлении, словно покидая нас, а затем снова возвращались, давая надежду на то, что когда-нибудь они заберут нас навсегда.
Я слушал какой-то глубокий ambient, пока шел до нашего с Софией излюбленного места.
Дойдя до пункта назначения, я услышал какой-то очень тоненький звук, который явно напоминал мне the blue nile. София была одета в подаренное мной черное пальто, неброские осенние сапожки и кожные перчатки, кончики которых были украшены маленькими камушками.
«Кенни», - кликнула она меня, «Сегодня отправляются особенные поезда», - продолжила она.
-Да, но почему?
-Из-за сегодняшнего тумана и смога небо выглядит необыкновенно оранжевым и бесконечным. Это все смог.
Наши с ней вселенные пересекались каждый понедельник и вторник последующей недели. Идеальная, на мой взгляд, парочка – мертвый идеалист и вымышленная простачка. Когда я проснулся, она пришла именно в это мгновение. И я сделал все возможное, чтобы не становиться с утра Кенни, хреновым любовником, любителем тоскливых и непошлых легенд о пианистах, Эдриана Броуди и природных меланхоличных стихий. Мой день вновь начался с прогулки по старому Киевскому перрону…
(port-royal)