—надцатого февраля я вышла из дома с полными карманами Фенозепама, Акинетона, Баралгина, аскорбинок и каких-то таблеток без упаковки. Я зашла в школу в состоянии не больше/не меньше предсмертной эйфории. Дрожащими руками я запихивала в себя колеса в туалете, запивая водой из раковины. Я хотела умереть. Сторонний читатель может посчитать такую акцию за подростковый шантаж, юношеский максимализм, нервный срыв, временное помешательство, глупость, и я даже не буду ничего отрицать: это бессмысленно и все равно мне никто не поверит. А потом… все накрыло пеленой, уже гораздо позже мне сказали родители, мол, реанимация, промывание желудка, катетеры и утки, галлюцинации двое суток. Очнулась я в палате терапевтического отделения и сразу увидела рыжую девочку с косичками. Она предлагала мне печенье, но сейчас мне кажется, что и она, и печенье были плодами моего воображения. В соседнем отделении был ремонт. Радугой сияли стены: цвели ярко розовые, дышали зеленые, светились желтые. Сидя на рулоне ленолиума, мы болтали с папой. И вообще, в больнице было забавно. Я бы полежала пару недель там.
После белой пелены меня накрыла черная. Я приехала домой еще не в адеквате, и искренне жалела, что не сдохла на реанимационном столе. Остаться дурочкой на всю жизнь? Окей, дуракам плевать на то, что они дураки.
Звонок психиатру, госпитализация. И через пару дней я лежала там, где и положено лежать дурочкам - в дурдоме.