У нас пасмурно. Солнце еле проглядывает сквозь облачную завесу, свет странным образом рассеивается, обволакивая предметы. Я думала, туман у меня в голове - обычное дело после ночи без сна, но оказалось что он на самом деле есть. Он не стелется по земле, как в полях, лугах или на пляже, а просто стоит в воздухе, делает картину расплывчатой и мягкой, а контуры - дымчатыми. Ветер порывистый, накатывает то и дело с настойчивой мощью, не совсем холодный - чувствуется, что это дыхание весны, хоть и такое неприветливое. В довершение этого громкие крики ворон. Идеальная погода. Этой ночью я заново пережила Грозовой Перевал, остались заключительные страницы. Чтобы в тишине, не отвлекаясь ни на что, дочитать их пришлось свернуть с обычного пути и сесть на мокрую скамью в аллее (которая лишь смутно напоминает настоящую аллею, но при наличии воображения деревьев прибавляется, шестнадцатиэтажки исчезают, ржавые фонари с облезающей бледно-фиолетовой краской загораются, а ветер дует не из-за МКАДа, а с вересковых полей, еще не избавившихся от грязного сырого снега). Понять, в какой момент ты уже закрыл книгу и покинул прогнившую лавку, встав в дальнем конце восемнадцатого века посреди асфальтированной дорожки, не представляется возможным. Когда чувствуешь подобную неопределенность, старайся как можно лучше слиться с пейзажем, позволяя ветру играть твоим телом, как ему вздумается. Не открывай глаза, пока не закружится голова, пока не потеряешь равновесия, пока шарф не сделает отчаянную попытку сорваться с шеи и броситься в лужу, надеясь утопиться в мутной воде, омывающей подошвы твоих ботинок. Тогда самое время откаменеть и пройтись туда-сюда по дорожке, освободить утомленные волосы, дав им немного поноситься вместе с шарфом. Даже странно, что при таком ветре возможно уловить странно чужой запах, исходящий от вязаной бордовой змейки. Разве это твой запах? Вот именно, не мой, а твой. Теперь еще более отчетливо чувствуется призрачное присутствие за спиной. Отвлечься? Конечно, нет лучшего способа, чем вальс под ледяной моросью вдоль и поперек аллеи-неаллеи. Моим ногам как раз недоставало еще парочки страстных соприкосновений с лужами. Наконец я перебесилась и остановилась посреди огромного серого моря, разразившись самым адским смехом, который когда-либо выплевывали мои бедные простуженные легкие. Продолжая смеяться над прохожими, неспособными понять причину моей эйфории, я понеслась домой в мечтах о чашке какао и ознобу, трусливо укрывшемуся в складках не такого уж и теплого одеяла. Пока я записывала этот бред, туман рассеялся, а солнце совсем скрылось за облаками, окончательно превратив подступающую весну в отступающую осень. Чтобы убедиться в ложности этого ощущения, можно открыть окно и подышать немного - мой нос ведь не обмануть. Какао приторное и уже остыло. Грозовой Перевал жестоко захлопнул ворота, едва я успела сделать шаг за его пределы. Теперь он остался далеко позади, хотя еще не окончательно скрылся из вида. Его уже почти поглотил туман, пригнанный с вересковых полей моим не совсем холодным порывистым ветром. Холмы впереди, сзади и слева, болота и пролески по обеим сторонам дороги. Вот дорога утопает в слякоти и постепенно растворяется, извиваясь между моих глаз и дальше - из переносицы прямо на север. Перевожу взгляд из стороны в сторону, размывая туманом (на сей раз тем, что в моей голове) две грязные топкие колеи, оставленные еще после первого знакомства с Перевалом этими самыми глазами. Больше они не видят ничего, кроме бледного призрака Кэтрин и строк, буква за буквой вдавливаемых в белый лист. Я успела уже перенять хмурый взгляд Хитклифа исподлобья и несколько раз за ночь прогнать призрака из прихожей с помощью горящей свечи (самой настоящей свечи, предназначенной для таких вот ночей). Не люблю писать концовки чего бы то ни было, поэтому пусть в конце останется туман и сырость