Он вышел из дома; по скользкому порогу спустился на две ступеньки вниз и остановился. На улице было холодно и мерзко, он поднял шарф и закутал им часть от шеи до рта и постарался передвигаться по скользкой поверхности, как бы прикрытой снегом, словно ловушка какого-то необычайно находчивого охотника. Снег сыпал белыми полосками, похожими на кокосовую стружку и он, отвлёкшись от ветра и стараний спрятаться внутрь самого себя, высунул язык со рта и попробовал на вкус снег, словно маленький, надеясь на что-то чудесное. Но нет, это была вовсе не кокосовая стружка, а холодная, застывшая капелька, пролетевшая огромное расстояние от неба, от облака до земли. Он впервые задумался над этим - ведь снег - это настолько высокое, настолько важное явление, что осознать это невероятно трудно. Эта кокосовая стружка родиной с небес. Интересно, сколько километров до ближайшего облака?
Он прошёл ещё немного, разглядывая белые маленькие полоски, падающие на его чёрное пальто и заглянул в окно. Он вдруг почувствовал себя неловко, неуютно из-за того, что ему вдруг показалось, что на улице ему привычнее и теплее, чем внутри. Он никогда, на самом деле, не любил этот дом. Он жил здесь с самого своего рождения и с этого же периода начал бояться его. Родители пугали его чудовищами под кроватью и злым Хозяином, приходящим, если в доме мусорят или кладут вещи не на свои места и именно с этого момента он воспринимал каждый шорох, каждый звук и каждое движение как что-то потустороннее, пугающее его.
Когда родители уходили и он оставался дома один, он выбегал на улицу, садился на лавку и игрался там до прихода мамы или папы, ему казалось, что на улице всё по-домашнему, а дом казался огромной зловещей башней, сборищем чего-то плохого, чёрного и пугающего его.
И теперь, когда он на пути к тридцатилетию, он всё так же относится к этому дому, всё так же настороженно и аккуратно. Но сейчас там было что-то другое, его пугали не потусторонние силы, не шорохи и не звуки. Его пугал холод, исходящий изнутри, пронизывающие его до костей и двигающийся в его теле вместе с кровью, из-за чего та застывала и становилась кристально-холодной.
Сейчас там не было даже того тепла, которое исходило оттуда в детстве, когда его мама, улыбаясь, готовила вишнёвый пирог или черничный, его любимый, когда бабушка напевала старые песни и курила длинную сигарету с запахом июня, когда папа в штанах и полосатой водолазке ходил по дому, читая газету и выпрямляя свои завивающиеся усы, когда его маленькая сестра бегала по дому с криками и воплями, тягая за собой коляску с куклами и устраивала им чаепитие. Сам он сидел на полу, смотрел мультики и играл огромными динозаврами, представляя себя спинозавром, бегающим по Земле и воюющим с другими, не менее опасными и внушающими страх, динозаврами. Он уже тогда не любил свой дом, но его семья грела его и делала уютным, тёплым.
Сейчас за окнами ходила женщина в штанах и растянутом свитере и пылесосила ковры с каким-то грустным и в то же время ледяным взглядом. Может это именно от него идёт холод?!
Он познакомился с Мэри на последнем курсе университета, когда она, сияющая и разливающая волшебство, зашла в аудиторию и сразу привлекла внимание своими длинными волнистыми волосами, своим цветным платьем и улыбкой с жемчужно-белыми зубами. Посмотрев на друга, сидящего с отвисшей челюстью, он понял, что будет сложно добиться такой девушки, но, тем не менее, через три года после момента их встречи, она стала его женой.
И вот они уже пять лет вместе, каждый день он встаёт, смотрит на неё и видит ту же прекрасную девушку, вошедшую в аудиторию, но сейчас она стала опускать глаза при разговоре, перестала улыбаться и слишком часто уставала от уборки, мыться посуды и стирки вещей. Он, как мог, пытался помочь ей и покупал самые лучшую стиральную и посудомоечную машины, микроволновку и печь, для которых нужно было прилагать минимум усилий. Она могла весь день делать, что угодно - читать газету, красить ногти, разговаривать с подругами, приглашать их на чай, ходить по магазинам или готовить черничные пироги. Но, вместо этого, она пылесосила, стирала руками, мыла посуду, словно каждую секунду в раковину скидывало посуду целое кафе или ресторан с сотнями клиентов. Когда он приходил домой, Мэри устало целовала его в щёку, накладывала еды в блестяще-чистую тарелку и спрашивала "как прошёл день?", слушая его истории без особого интереса.
Иногда ночью, лёжа с ней под одним одеялом, он замерзал до того, что его ноги, руки и все части тела были холодными, даже когда на улице было плюс тридцать. Этот холод несомненно исходил от её глаз, от чего-то грустного, заключённого внутрь и проживающего её жизнь.
Он прислонил руку к холодному окну, а затем положил её в карман, Мэри внутри этого стеклянного чудовища под названием "дом", не обращая внимания на него, продолжала пылесосить и посматривать изредка на то, что показывают по телевизору (а там, конечно же, были убийства, ограбления и насилие). Он отошёл от окна, вышел из калитки и закрыв её понял, что на улице потеплело, посмотрел на небо и снова попробовал на вкус снег, падающий с неба.
Сейчас по вкусу он в точности напоминал кокосовую стружку.