Все уходят и все врут в одинаковой мере. И что с того?
Стоишь на балконе и давишься этим отвратительно серым дымом, который заполняет не столько твои легкие, сколько твои глаза, подернутые дымкой. Впускаешь в себя клубы удушья на «раз» и резко выдыхаешь на «два», зажмурившись от холодного поцелуя ноября.
Ты ушел. Мальчик, который целовал чужие запястья, вмиг превратился во взрослого мужчину, который кидается острыми фразами и разрезает ими воздух. Тебе будто бы приятно от этого, ну а мне нечего добавить, потому что во мне после тебя так ничего и не осталось.
Я ненавижу тебя так, как возможно только любить кого-то, если любовь вообще существует в этом уродливом мире. Я ненавижу все то, что хотела бы полюбить, и ты, увы, не стал исключением. Я отчетливо помню каждый твой жест, помню твою манеру говорить и облизывать губы после каждой продолговатой фразы, но все эти воспоминания прогорклые, как старый миндаль, они обесцвечены и покрыты толстым налетом из пыли и боли.
Так странно, да? Я даже не знаю, зачем я все это пишу. Тем более не понимаю, зачем я вообще думаю о тебе, не -мой мальчик, а точнее, не -мой мужчина. Где ты сейчас? Кто заполняет твое пространство, которое навряд ли теперь является твоим личным? Я не знаю. Но знаю одно, что если бы мы встретились однажды, ты бы меня даже не узнал.
И дело не в том, что мои волосы стали вдвое короче с нашей последней встречи.
Просто ты не захочешь меня узнавать.
И, пожалуй, от этого мне грустнее всего, ведь ту нишу, которую ты заполнял всю прошлую зиму – я никак не могу освободить ее. Я до сих пор тебя помню. И мне жаль, что она не смогла отнять мою память в тот день, когда решила окончательно забрать тебя у меня.