Одиночество в Москве выглядит так: выходишь на улицу (или на бульвар) - и попадаешь в Вавилон. Нет, все вокруг говорят вроде бы на одном языке. Хорошо — на трёх-четырёх, но это неважно, если будет надо — любой инородец на хорошем русском языке попросит у вас прикурить, причём с такими интонациями, что вы непременно дадите ему прикурить, даже если не курите. Особенно если не курите. А если вам будет надо — то вы заговорите на таком роскошном английском, что всякий интурист, не дослушав ваше бодрое «How do you do?», отдаст все свои сигареты, кредитки и обратные билеты и убежит прятаться за ближайшую достопримечательность. Словом, в Москве кто угодно поймёт кого угодно — если ему это выгодно. Вот только думают все на разных — даже не языках, а волнах. Найти людей, думающих с тобой на одной волне, в Москве очень сложно. Она большая, эта Москва, волны в ней разные ходят. Не всякий будет свою волну демонстрировать каждому встречному-поперечному, не всякий привяжет её к рюкзаку или к антенне автомобиля. Потому что слишком многие сели не на свою волну, ушли покурить — и не вернулись.
Идут навстречу друг другу люди, думающие на одной волне, и проходят мимо. Каждый под ручку со своим одиночеством. А могли бы отпустить одиночества в кино на последний сеанс, а сами засесть в круглосуточном кабаке или на дружеской квартире, и говорить, говорить, говорить. На одном языке, на одной волне, одними словами. Молча. Телепатически. Да как угодно, хоть перебрасываясь MMS-ками с одного пафосного телефона на другой.
Одиночество в Питере совсем другое. Питерец сидит один дома и лелеет свою неприкаянность. «Сегодня я так одинок, как никогда, и завтра тоже буду одинок, не отвлекайте меня». Это слегка игра на публику, это избалованность гурмана: все вокруг такие свои, что непонятно, как кто-то где-то может быть чужой? А раз все свои, то они, свои, всегда будут свои и всегда останутся рядом. Зачем сегодня с ними встречаться? Можно и завтра. Ну, короче, потом. А то лень куда-то идти вечером, по темноте, по сырости-то. Завтра же на работу (или в универ). И вообще, на улице ветер северный. А во дворе соседка баба Зоя выгуливает племенного ротвейлера. А дворник сказал: ещё раз увижу, что ты окурками мусоришь — лопатой огрею, а вон он, дворник, в засаде засел, отсюда хорошо видно, и лопата рядом.