«Юкон — больше, чем жизнь»
Есть одна вещь, которой я жажду больше, чем смерти и концерта ММ последние пол года. Каждый раз, как только дотрагиваюсь до книги Джека Лондона, как только открываю первую страницу.. мой идеальный мир.
Аляска
Единственное о чем я мечтаю - родиться мужчиной в Америке в самом-самом конце хlх века.
Каждый раз на теплоходе подплываешь к холодному берегу, сплошь покрытому тяжело нашруженпым народом, каждый раз таскаешь багаж по тропе, преодолеваешь первый, самый трудный путь. Дальше - перевалить через Чилкут. Так начинается самое захватывающее приключение.
Дальше - дойти до озера. Добраться до города нужно до того, как вода покроется льдом. Реки, пороги, борьба со стихией. Потом - Доусон, Клондайк, Сороковая Миля, Серкл..
Золотая лихорадка. Болезнь, которая лечит слабость и душевные раны. Пробираться сквозь бурю на упряжке, бродить по лесам и вдоль замерзших рек. Ждать короткрго полярного лета, чтобы сутками промывать землю или ил в поисках золотого песка. Работать, работать, работать.
Мальенькие города, поселки, где уютные трактиры и виски рекой.
И Белое Безмолвие. Это важнее всего. Когда ты один на один с природой, вокруг только бесконечные снега, тишина. И никаких людей. Ты один. Ты начинаешь думать. Никаких людей. Над тобой небо, ты можешь видеть так далеко, как позволит твое воображение. Видишь зленый свет северного сияния. Только ты и твои собаки, прирученные волки.
Нет мира лучше, чем этот.
Он любил эту жизнь, эту суровую полярную зиму, дикое безмолвие, беспредельные снежные равнины, на которые вздымались обледенелые горные громады, еще безымянные, еще не нанесенные на карту. Глаз нигде не встречал одиноких дымков, поднимающихся над стоянками охотников. Он один двигался среди этих никому не ведомых пространств. Одиночество нисколько не тяготило его. Он любил дневной труд свой, перебранки собак, устройство привала в зимние сумерки, мерцание звезд и пламенеющую пышность северного сияния.
Но больше всего любил он свои ночные стоянки в этой снежной пустыне. Вовек не забудет он их. Ему грезилась картина, которую он когда-нибудь напишет. Утоптанный снег и горящий костер, постель из пары заячьих шуб, разостланных на свежесрубленных ветвях; заслон от ветра - кусок холста, задерживающий и отражающий жар костра, закоптелый кофейник, кастрюлька, мокасины, надетые на палки для просушки, лыжи, воткнутые в снег. А по ту сторону костра - собаки, жмущиеся поближе к огню, умные и жадные, косматые и заиндевелые, с пушистыми хвостами, которыми они заботливо прикрывают себе ноги. И кругом сплошная стена непроницаемого мрака.
— Джек Лондон, "Человек на другом берегу"