Когда я была юной, я была слишком принципиальной. И любимым моим словом было "никогда”. Я говорила, что никогда не буду лгать, никогда не буду пить (глядя на своего отца) и много-много-много других никогда.
В то время, пока мы совсем молодые, пока нас ещё не ударила жизнь, сильно, так, чтобы лопатой по затылку, и не засадила клинок этой лопаты сами знаете куда; пока ещё мы не зарабатываем так много, чтобы можно было жить отдельно, пока нам помогают родители, и пока мы не отгребли настоящей жизни - мы такие максималисты. Не зря говорят, что максимализм - он юношеский. Потому что рано или поздно мы все равно вырастаем, и он проходит. Уступая место опыту.
Когда я училась в универе, я бунтовала. Как-то, помнится, хватило мне ума и смелости на то, чтобы ворваться к ненавистному мне педагогу и ясно и чётко донести до неё информацию о том, что она гнилой человек, а потом развернуться и уйти, на прощанье хлопнув дверью. А спустя час сидеть в женском туалете и выслушивать стенания куратора о том, что нужно извиниться, иначе меня отчислят. А я не извинилась, потому что была уверена в своей правоте. И сейчас уверена в той своей правоте, но сейчас я поступила бы иначе. А тогда я сидела и курила, курила, не скрывая, зная, что сейчас все равно отчислят. Подавляя свой страх.
Не отчислили. Спасли девочку из неблагополучной многодетной семьи.
И таких ситуаций было много. И тогда все сходило с рук. Борьба за справедливость, чтоб её.
Но это был небольшой город. И все свои. И недалеко - такая же маленькая деревня, где тоже все свои.
Не знаю, где я надломилась.
Море амбиций, быстрые сборы, путь в большой город. А там… а там уже страшно.
Потому что нет никого за спиной. Никого, кто поддержит.
В большом городе я стала совершенно противоположной себе той. Бесстрашие сменилось страхом, уверенность в себе и собственных силах - неуверенностью. Трудно, когда никого нет рядом. И, видимо, тогда максимализм сменился подстраиванием. Подстраиванием под окружающую действительность, под новых сильных богатых людей, которым на тебя плевать.
Наверное, если бы тогда меня увидел кто-то из бывших однокурсниц, они бы меня не узнали. И просто не поверили, что эта потерявшаяся забитая девочка - одно и то же лицо с той сильной бунтаркой, любимое слово которой “никогда”.
Время шло. Я боялась все больше. И все глубже опускалась на самое дно. И в какой-то момент страх сменился безразличием. Когда уже что воля, что неволя - все равно.
Дно - это коридор и свет в конце тоннеля - или это конец, и ещё немного осталось дойти, или назад, с новыми силами, потому что это твой шанс. Что-то исправить. Оттолкнуться ото дна. И победить.
И я выбрала шанс.
И дальше нельзя жить так, как раньше. И нельзя быть такой, как раньше. Нельзя. Потому что это будет замкнутый круг. Надо срочно что-то менять. Надо менять все.
И надо идти ва-банк.
Потому что полжизни уже все равно проё*ано. Потому что времени все изменить осталось меньше.
И ты уже лучше знаешь, что у всего своя цена. И что многое - МНОГОЕ - того не стоит. Не стоит того, что было когда-то заплачено. А иногда стоит гораздо больше, и ты должен эту цену заплатить.
Это как игра в казино. Или на бирже. Когда ты не знаешь наверняка, но решаешься. Потому что хуже не будет. Потому что даже если хуже - то ты уже когда-то все теряла, и теперь ты знаешь, как подняться со дна.
И вот тут, на этой стадии жизни - ты видишь только верхушку, до которой нужно добраться. И иногда, бывает так, сметаешь все на своем пути. И твои когда-то важные для тебя принципы отступают. Потому что эти самые принципы не дали тебе ничего кроме разочарований.
* * * * *
Люди меняются. И они имеют на это право. Потому что у каждого есть выбор. Сделать что-то для себя или для других. И никто - НИКТО - не имеет право за это судить. Потому что у каждого своя дорога. И своё право на счастье, и право найти то самое место, место под солнцем. Пусть даже и под искусственным.
Как в том анекдоте:
" Раньше я любил лето. Потом я понял, что если есть деньги, можно устроить себе лето в любое время года. Теперь я люблю деньги.”
Это ведь правда.
У каждого свои исходные данные. Кому-то сразу дано многое - внешность, деньги, благополучная семья - и для него открыты все дороги; кому-то не дано ничего, и он должен разгребать грязь вокруг себя, чтобы выбраться, чтобы ступить на тот же путь, что и первый. И нельзя судить человека за то, что он украл эту лопату, чтобы разгрести это все. Нельзя. Потому что у него могло не быть выбора.
Легко быть принципиальным, когда у тебя все есть.
Труднее, когда нужно прогибаться, чтобы чего-то достичь. Очень сильно прогибаться. И нагибаться.
* * * * *
На днях я читала статью Ксении Собчак в журнале Русский пионер. Вот эта статья: “Плохое слово”. Она говорила как раз о слове “ва-банк”.
Она писала про друга, с которым когда-то сидела под южным небом Тосканы и мечтала. Про благое дело, что они творили вместе. И про то, как позже, получив предложение, от которого нельзя отказаться, он поступился своими принципами и пошел вверх по карьерной лестнице, а она вот уже не разговаривает с ним давно.
Она писала про приезжую провинциалку с Кавказа, с огромными карими глазами и мечтами, искреннюю и звонкую. Про девочку, которой так хотелось хорошей жизни для себя и своих детей. И про то, как эта самая девочка изменилась. И о том, что многого добилась и что теперь имеет.
И Ксюшу все волновала цена. Цена этого всего. Потому что ценой стала её, девочки, искренность и принципы. Потому что та девочка, которая давно уже и не девочка вовсе, а известный человек - уже не та.
И Ксюша винит людей, которые идут ва-банк.
“Потому как для меня “ва-банк” - плохое слово. Слово тех, кто что-то ставит на кон, решая - красное или черное, орел или решка, быть или не быть. В жизни порядочных людей нет никакого ва-банка, есть только внутреннее ощущение правильности поступков. И тогда нет ни риска, ни ва-банка, ни компромисса. Ты просто делаешь и живешь так, как не можешь не жить. Именно такая жизнь и делает человека человеком”.
Легко мечтать под звездами Тосканы. Легко сидеть и радоваться благим делам на кухне, когда на ней не толпятся соседи алкоголики. И легко восхищаться восточной девушкой с огромными глазами, её звонкостью и провинциальностью, тем, как она барахтается в этом огромном злом мире, чтобы что-то сделать, пока она ещё молодая провинциальная девушка, а не акулка шоу-бизнеса.
И легко отстаивать свои принципы, когда за спиной кто-то есть.
Это все очень просто.
Легко быть порядочным человеком, когда у тебя для этого есть все исходные данные. Просто делать мир лучше, когда тебе самой в нём уже хорошо.
Гораздо труднее снимая комнату в панельном доме в районе Останкино, работая на двух работах и поднимая детей без мужа, заботиться о жизни людей.
Легко не идти “ва-банк”, когда банк у тебя уже есть. Все просто. Черное и белое.
Легко быть крестницей туза и дочкой королевы.