Старания и трудности умирают через пару часов с их появления. Но это бывает лишь у тех людей, для кого они временное явления. Но не для тех, кто слеп. Жизнь как вечная борьба не только с темнотой внутренней, но и внешней. Разгневанные руки, гниющие улицы, задыхающиеся дети, чье счастье на жизнь другую потухло в глазах. В глазах, которые я не вижу.
*** ***
Изначально мертвым созданиям считал себя не я, не мать, что родила меня, крича и проклиная ребенка, что так упорно цеплялся за ту жизнь, которую он знал все долгие 9 месяцев, а Бог, именно тот нерукотворный и неосязаемый абсолют всего вечного, чистого и горем дышащего. Сейчас я не маленький и прекрасно понимаю, что к чему. У всех людей, хороших или плохих, есть плохие мысли и в их жалких попытках вылить свою ненависть, им помогли на небесах. Ангельские создания, кружащие и сталкивающие сердца и самоубийства, создали жалких, неполноценных существ, похожих на меня. Источающие мерзость наши тела – успокоение для всех остальных, напыщенных, влюбленных в друг другу, мерзавцев.
*** ***
Не основываясь на вероятностях моих шансов выжить в одиночку, я не слишком требователен к жизни. Но никчемность загоняет в рамки, не существенные, не произносимые вслух. Я, жалкий неудачник, их чувствую, стараюсь выбираться из построенной ловушки для слепых, но, если честно, существуя так не одно десятилетие, сложно уловить действительно те, нужные вещи, для того, чтобы выбраться из лабиринта, который я построил для себя сам. Нет тех слов дорогих людей, которые спасают тысячи больных. Их никогда не было.
*** ***
Иллюзии и мечты. Я был отважным воином среди этих двух стезей долгие годы, я и сейчас несу знамя этих двух частей меня самого. Утро начинается с самых простых истин, которые я понял за грехи, что унаследовал – я стягиваю со своего исхудавшего тела пижаму, замираю в ожидании приступа слез, но они не появляются. Я провожу пальцами по ребрам, соскребая кожу, раздирая спину омертвевшими палками вместо пальцем. Чувствую, как начинает щипать раны, такие маленькие, крохотные капли меня самого стекают по животу, по спине, по оголенным почти синим ногам. Я не могу видеть с самого рождения, но эти свои действия я отточил до узнаваемости. Кровавые представления – это своего рода дань Богам, что отравили меня ядом неведения истин. И, словно изгнанник, вечный странник без крова над головой, я дарю удовлетворение окружающим. К таким, как я, жалким, вечным циникам и неаккуратным в движениях неудачникам, испытывают чувство превосходство.