Твоя жизнь - парадокс.
Может быть, кого-то это и порадует.
Мне было 20, когда у меня появилась жена и ребенок, который нам был попросту не нужен. С его рождения прошла любовь и, как говорится, "завяли помидоры". Прошли 15 лет, самые тяжелы, на мой взгляд. Это было время отторжения самого себя и семьи, время, когда я так и не понимал, почему все эти минуты, сутки, года я оставался верен своей семье. Я мог уйти, сломать стержень, что впивался мне в душу и сердце, и потерять их, бросить. Было бы гораздо проще. Но лучше ли? Ведь мое сердце эти женщины растоптали уже давно. Они кромсали его; топтали мои человеческие чувства, и не осталось у меня ничего, не тронутого ими. Но я оставался верен. Не им, конечно, а себе.
Я приходил домой, отдавал деньги, что доставались мне потом и кровь, не потому что я работал больше, чем все, и не потому что работа была тяжела для меня, хрупкого на то время. Но что-то заставляло меня страдать от физической боли, наверно, из-за отсутствие душевной. И единственным моим желанием была тишина и капля уважения, которого у меня не было все эти года, и которого я не получил и по сей день.
Когда я только познакомился со своей будущей женой, у меня была цель добиться её, оторвать от других, чувствуя превосходство над окружением, над мужчинами в частности. Но после: я не хотел ни-че-го, словно жизнь стала пустой, где я прятался за своей оболочкой. Ведь она сможет снести многое, а мне нужно время, чтобы восстановиться, чтобы не быть слабаком, которого рвет от проблем, связанных с семьей и любимыми людьми. Я всегда верил, что так у всех, что все живут не то, что не счастливы, но и не душа в душу. Я пользовался женой, она - мной, а дочь.. Наша милая дочь.
Я не могу простить себе её смерть. В тот день был гололед, снегопад – все, что безумно ей не нравилось, она терпеть не могла такую погоду. Ещё и холод, что даже в перчатках, я чувствовал, что её рука дрожит, которая всегда холодела от моих прикосновений, словно замирала на мгновения, надеясь, что это не кончится никогда. Тогда умоляя меня остаться дома, она вновь оставляла царапки, походившие на маленькие шрамы, на своих запястьях. Ведь ничего не должно было случится, ни с ней, ни с кем из нас. Это случайность, судьба, недоразумение, в котором я винил себя и до последней секунды своей жизни я буду продолжать это делать.
Её черные волосы в последний раз развевались по ветру, покидая ее, словно по венам кровь. Мертвенно бледная, она сжимала щенка на бульваре проституток. Стоя на коленях перед кровавой лужей, оставленной белоснежным, теперь уже холодным комочком счастья, не ставшего не для кого радостью, я жалел не себя, не жену, что сжимала мою крошку, которая не нужна мне была и за минуту до гибели. Я просто не мог поверить, что творение, созданное мной, погибло, замерзло на земле, что породила и вскормила каждого. Оно убито. Убит и я.
Я жил для себя, а теперь я обязан хранить память о безнадежно потерянной прорехе на моей жизни. Моя милая, я любил тебя, но понимание пришло ко мне слишком поздно. Понимаешь? Дочь, что покинула меня, любила меня больше, чем я её, как свое детище. Она умерла, улыбаясь своими бледными губами, из которых так настойчиво сочилась кровь. Однако даже смерть нашей дочери не помогла нам расстаться с женой и жить порознь. Я так же приходил в дом, где все было окончательно потеряно и где уже не пахло ничем, садился в пустое кресло и лишь ощущал чистое одиночество. Мы тихо покидали дом в тайне друг от друга, приходили обратно, скользя по полу в новых тапочках, ели, сидя напротив, но даже это мы делали в тишине. И с каждым вздохом, что отдавался от голых стен, я чувствовал, что потерял что-то очень важное в жизни, где отсутствие веры является законом. Но я настойчиво ощущал, с каждым днем углубляясь, что потеряно не все, что мир ближе, чем он кажется, что даже среди дождя моя дочь счастлива где-то, среди друзей, где кто-то заботится о ней пока я здесь, стараясь найти, что я упустил.
В 37 у моей жены нашли рак головного мозга. В 38 она находилась на критической стадии и невозможности операции. В 40 она умерла, лежа среди красных маков, что я приносил ей каждый день в течении почти четырех лет. За эти мучительные года, минуты и приступы мы пронесли больше, чем за всю нашу жизнь. В свои 45 лет я не имею жены и дочери, но я нашел больше – любовь к ним. Я разговаривал с ними, пронося слова через мраморные надгробия, носил им подарки и цветы на могилы, где в скором времени похоронят и меня. (У меня паралич, который распространяется в геометрической прогрессии.) Но я не жалею, что пока жив, что моя семья не со мной. Я написал книгу, которую посвятил их мертвым душам. А сейчас я просто пишу о ценностях, что семья теряет на протяжении долгих или коротких лет их совместной жизни. Я не знаю, смогу ли дожить до завтра или хотя бы до вечера. А вы знаете, когда смерть придет к вам? Не бросайте и пытайтесь понять друг друга, я потерял все. Не уже ли вам хочется иметь ту пустоту, что мне подарила жизнь? Я больше не плачу, ибо слезы для слабаков.
12.08.1999 г. Заключение.
Повторяя одну единственную фразу: "Виноват не я." Пациент умер от разрыва сердца. По много раз переписанному завещанию похоронен со своей семьей.
А их второй ребенок, якобы умерший от лучевого лечения во время рака жены пациента, жив. Не наблюдается никаких патологий.