Она была, наверно, одной из самых удивительных девушек в мире. Знаете, есть такой тип людей, с которыми даже как-то дышится легче. Она до беспамятства любила читать, бездельничать и думать о людях, которые ненавидели, убивали, презирали. Вобщем, ее тянуло к неудачникам и душевным инвалидам. А я любил смотреть на её тонкие запястья и острые коленки. Наверно, я был одним из тех бесконечных неудачников, которым хоть изредка, да улыбается счастье.
В повседневности мы редко думаем о том, что наши друзья могут погибнуть. Вобщем-то, мы, наверно, даже верим в то, что будем жить вечно. Хотя призрак смерти всегда поджижает нас за следующим поворотом. Случилось так, что она умерла в 19 лет. В апреле. Как сейчас помню, что она ненавидела апрель.
Я тогда не сразу осознал, что потерял что-то очень дорогое, бесценное. В конце концов нас объединяли лишь две вещи: любовь к книгам и ромашковому чаю. Иногда, конечно, в сознании мелькала мысль, что она замечательная, красивая, умная и всё прочее, но я сразу пресекал эти мысли, говоря себя:"Нет, друг, ты её недостоин"
Мы часто устраивали посиделки в кафешках или у неё дома. Мы любили тонкие запястья и предплечья в синих, крупных венах. И иногда вместе ходили на типичные молодёжные вечеринки, от которых, если честно. и меня, и ее немного подташнивало.
Это случилось одним пасмурным вечером, спустя неделю после её смерти. Я дочитал книгу Ричарда Аппиньянези "Доклад Юкио Мисимы императору", и сразу же почувствовал острую необходимость обсудить её с кем-то. Нет, я не забыл, что она умерла, но всё равно взял телефон в руки и набрал её номер - и тут же сбросил. Я вспомнил о своих многочисленных "друзьях", но тут же отбросил и эту мысль. Нет, они не поймут меня. Не поймут этой книги. Они вообще никогда ничего не понимали. Я ещё минуты две держал в руках телефон, то прислонял его к уху, то перебирал кнопочки, складывавшиеся в ее номер. Наверно, именно в этот момент я понял, что люблю её, что потерял не просто любимого человека, но - 99% своей жизни, души, сердца. 99% всего, что было у меня в этом мире.
С той поры я завязал с лёгкими наркотиками, бросил курить, перестал ругаться, пить алкоголь. Другими словами, я начал жить праведной жизнью ради одной-единственной цели: попасть в рай. Я был одержим этой мыслью. Почему - я и сам не знаю, но в моём сознании укоренилась мысль, что она попала в обитель праведников. И, хотя мы оба были атеистами, мне всё равно казалось, что я могу встретить ее только там.
Я начал каждую субботу ходить на ее могилу. Я помню, как в первый раз захлёбывался от слёз, дождя и холода, но всё равно стоял перед ее памятником два с половиной часа, перебирая все те слова, что так ей и не сказал.
Я жил в ожидании смерти. Я знал, что свести счёты со своей никчёмной жизнью было бы неправильно, ведь самоубийц обычно отправляют прямиком в ад. Каждое утро я просыпался и думал о смерти, как о величайшем подарке, и каждый вечер я ложился спать, словно разочарованный ребёнок, которому на день рождения подарили дурацкую настольную игру вместо ожидаемого пневматического ружья.
С того дня, когда она умерла, прошло 60 лет, а я по-прежнему жду-не дождусь своей смерти. Мне 79. И всё, ради чего я жил, скоро канет в то небытие, которым пугают детей. И когда я увижу её, я скажу ей только три слова. которые вертятся на моём языке вот уже больше полувека.